2067: Браки заключаются в Петербурге
Шрифт:
– Терпимо. Идите, товарищ капитан III ранга, у меня все равно нет ни ног, ни рук. Возьмите из бардачка оружие, его оставил один клиент, впавший в наркологическую кому по время поездки. Я отчего-то решил его сохранить. Вот, пригодилось.
А пистолет этот оказался неплохой штучкой. Прицел с оптико-электронным детектором – для работы в сумраке по малозаметным целям – легко подсоединился через персональный скин-конннектор и дал картинку дополненной реальности, контуры целей и расстояния до них. В магазине – лепестковые пули для разрушения вязкой среды вроде кевларо-гелевой
Никольский правильно сделал, что не подбежал сразу к упавшей женщине – на фоне багрового небосвода он хорошо различал контуры преследователей, а в дополненной реальности, благодаря детектору, были видны и нитевидные гифы, которые вертелись как змеи на голове Горгоны. С первых двух выстрелов офицер снял двух «блох» – а как еще назовешь этих типов, если они прыгают с фасада на фасад, и с крыши на крышу.
Пора. Он рванул к Красноволоске, но вовремя уловил, что уже стал мишенью, упал и проехал на животе еще несколько метров. Еще одним выстрелом пришиб «блоху», готовящуюся прыгнуть на него с фасада дома – нечего из себя горгулью изображать.
– Идти можешь? – обратился он к женщине, и, не дожидаясь ответа – она явно в ступоре – потащил ее за руку к укрытию. Не успел – перед ним возник монстр. Одежонка хипстера, заострившееся лицо и шея, под которой словно ходят узлы. Его грудная клетка вдруг распахнулась, стала зевом и извергла поток слизи, прошитый жесткими нитями гифов. Никольский выстрелил – мимо. Гифы, уцепившиеся за карниз, успели подбросить монстра вверх. Еще выстрел – опять мимо, цель рывком поменяла местоположение. Тут Никольский почувствовал, что влип; гифы оплели его. И зев приближается, и кости грудной клетки у монстра раскрываются, как челюсти или клещи.
Удрать уже не получится, остается использовать преимущества противника против него самого. Никольский схватил мусорный бачок, дал себя подтянуть и зашвырнул его в зев. Теперь уже не промахнулся. И противник поперхнулся, от неожиданности ослабил хватку.
Оставив ему ботинок и штаны, Никольский потащил красноволосую за руку; теперь, главное, не ошибиться направлением.
– Хватит мне руку выдергивать, я сама могу, – засопротивлялась она. – И вообще у вас вид неприличный.
– Ничего особенного, древнегреческий вид.
Еще пяток «блох», казалось, бежали прямо по сумрачному воздуху – гифы пересекали улицу во всех направлениях. А еще по ней текла струйка топлива из проломленного бака аэрокара.
– Я сейчас включу продув и оно брызнет, – сообщил роботех-пилот. – Вам, командир, останется только поджечь. Этим вы не убьете меня. Я, то есть мы, существуем не в отдельном теле, а в более широком информационном пространстве, где хранятся и развиваются математические модели нашего мышления. Мы еще встретимся.
– Спасибо, друг, – и Никольский извлек крохотный огонек из своей зажигалки. Мгновением спустя вспыхнули брызги и струи топлива; гифы ненадолго стали цепочками искорок, а затем обратились в черную труху. Скакавшие по воздуху «блохи» с разгона въехали в витрину рыбного магазина, и, пробив ее, завязли в геле, изображавшем морскую стихию.
А
Спустя десять минут понял, что угнал правильную яхту. Мотор у нее заглох, отреагировав на угон, зато парус был не современный роторный, с компьютерным управлением, а по старинке. Умению ловить ветер Никольский учился на парусной практике после первого курса в Морском корпусе – еще кадетишкой. Кое-что сохранилось в памяти.
– Женщина, сядьте ближе к корме, к румпелю, а то выбросит за борт гиком, – предупредил он.
– Какая я тебе нафиг «женщина»? Я пока еще в сорок второй влезаю. Меня, кстати, Анастасия зовут, – огрызнулась она. – И не выбросит, смотри, какая оттяжка у гика короткая.
– Да ты морячка, Настя.
– Скорее подводница. А вы тоже мутант, как и те?
– Про тех ты мне расскажешь чуть позже. А пока наслаждайся видами.
– Чтобы не видеть вашего древнегреческого вида.
– Типа того. За нами третий сектор питерской лагуны: бионика, подражание природе, наноплантовые небоскребы-растения, смахивающие на дуб и ель, огурец, кочан капусты, репку – та самую, которую посадил дедка. А перед нами четвертый сектор, здания эпохи космоконструктивизма – они более старые. Глянцевые криволинейные поверхности, напоминающие планеты, кольца вокруг них, даже черные дыры и птолемеевы сферы, геодезики, бакиболы, подражание тому, что представляли писатели-фантасты прошлого века. А в южной части лагуны – самое интересное, словно поднявшиеся из воды терема морского царя – штабы компаний, занимающимся добычей и производством на шельфе.
Они проплывали между корпусами Института Прошлого и Будущего. Сейчас, в вечернем сумраке, они светились голографическим огнями социальной рекламы. И казалось, что прекрасная космонавтка трехсотметрового роста, готовая к терраформированию Марса, сейчас поставит им крупногабаритный сапожок на голову. Не она, так столь же прекрасный трехсотметровый витязь, идущий на бой с рыцарями-разбойниками.
– У меня там предки, в смысле, мать с отцом на Марсе, возле горы Элизий обитают. До терраформирования дело еще не дошло, но наши маленькие друзья – внесенные в почву бактерии и водоросли с нужной программкой в геноме – уже производят кислород и углекислоту, – сказал Никольский Насте, чтобы она немного расслабилась.
– Я тебя, то есть вас, уже где-то видела.
– Можно Сева, – представился он.
– Точно. Я вас, Сева, видела на стелле покорителей трансмарсианского пространства. Вы там третий с края. Капитан III ранга Никольский… В жизни вы как-то не так смотритесь. По крайней мере, там вы были в штанах.
– Искусство – это не зеркало.
– А я на подводной добывающей платформе работаю в Ледовитом океане. Медсестрой. Там – хорошо, коллектив приятный. Только мне туда уже не вернутся.
И тут она неожиданно расплакалась.