21 км от…
Шрифт:
– Это я хулиганю.
Звенящие и остальные повернули головы и обнаружили, что скромная, сгорбленная учительница превратилась в стройную даму, а черно-грязно-серая «верхняя одежда» – в длинный атласный плащ с алой подкладкой, какой бывает у фокусников-иллюзионистов или у вампиров из американских фильмов.
Дама откинула капюшон, и присутствующие увидели у нее на голове переливающуюся бриллиантами корону.
– Это я. – Дама сделала паузу и продолжила: – Только не хулиганю, а учу вас. Я уже говорила, что учительствую,
Дама улыбнулась узкими губами, покрашенными в тон с подкладкой плаща, и все увидели в ее подведенных фиолетовой тушью глазах глубины, доселе не виданные и жуткие.
– Кстати, это мой… э… родственник. – Дама показала маленькой тросточкой с золотым набалдашником на небритого мужичка преотвратной внешности, одетого в шикарный фрак с белой розой в петлице и семью орденами, из которых четыре было «За дружбу разных народов» и три «Синего трудового знамени», закрепленных так, что «Знамена» были по краям и в центре. – Он, если вам это интересно, тоже учительствует, однако часто ошибается и поэтому пока ассистент.
Родственник вежливо поклонился, при этом с него свалился цилиндр, а головой он ударился в столик, на котором лежали операционные инструменты, ударился настолько неудачно, что скальпель воткнулся ему в лоб да так и остался торчать.
Дама вздохнула, покачала головой с укоризной и махнула обреченно рукой.
– Родственнички-двоечники и у вас в нагрузку? – осведомился хирург, на которого перевоплощение не произвело впечатления.
Дама вместо ответа пожала плечами.
– Помог бы лучше, хЕрург любознательный, – ехидно прошипел родственничек, одновременно двумя руками ухватив скальпель за ручку и пытаясь его вытащить из башки.
– Опусти руки, придурок преисподний. – Врач профессионально взялся за ручку скальпеля и выдернул из головы ассистента.
– Гранд мерси, – ответил тот и стал раскланиваться над столиком, пытаясь опять воткнуть в лоб какой-нибудь другой медицинский инструмент.
Однако врач предусмотрительно отодвинул стол, и юродствующий помощник учителя, промахнувшись мимо стола, треснулся головой об пол, свалился и начал рыдать с размахом, энергией и безутешностью трехмесячного младенца.
Зрелище было мерзопакостнейшим. Это понял даже рыдающий и замолк, сказав напоследок «пардон».
– Звенеть вам, представители пьющего пола, как гранёным стаканам и бутылкам, пока не станет невыносимым этот звук. Пока, увидев бутылку или унюхав запах, милейший вам ныне, не станете в страхе затыкать уши и убегать от спиртного. – Дама произносила медленно и четко, голос ее должен был пугать мужиков, наводить на них ужас. Однако видимого эффекта в операционной не наблюдалось.
Понятые посмотрели на нее, как на дурочку из психиатрического отделения, потом глянули в полупустые стаканы и, чокнувшись, допили остатки.
Милиционер обвел примолкших
– Ваши документы. – И без паузы добавил: – Пройдемте.
После сказанного он левой рукой снял фуражку, а правой постучал по своей голове. Звона не последовало.
– Пройдемте, мадам. Мошенничество в особо мелких размерах. И плаксуна своего не забудьте. Он пойдет за попытку кражи операционного инвентаря. Свидетелей попрошу также пройти. – Николай Павлович действовал как четко отлаженная машина.
Понятые, превратившиеся в свидетелей, вздохнули и, не выпуская стаканов, направились к выходу.
Черный плащ на потусторонней мадам поблек и опять стал непонятного темного цвета «верхней одеждой». Оба они стали прежними бессловесными родственниками только что прооперированного больного.
– Спасибо, доктор, – произнесла мадам просительным тоном, делая вид, что ничего эдакого не было, - сколько мы вам должны?
– Операции в нашей стране бесплатны! – гордо ответил умный хирург и добавил строчку из прошлогодней стенгазеты: – «Спасать людей – это наша повседневная работа».
Мадам ехидно улыбнулась, но промолчала. Лыкин после этих слов проверил свою голову – не звенело. Он счастливо улыбнулся и снова заснул.
Истерические трели дверного звонка и вопли жены с требованием открыть дверь, чередующиеся с грохотом железной входной двери, видимо избиваемой крепкими сапогами лучшей половины лыкинской семьи, разбудили его.
– Лыкин, – истошно кричала жена, – проснись! Открывай дверь!
Лыкин открыл глаза. В голове звенело, гудело, болело, и все это многократно усиливалось при каждом моргании.
– Никогда не думал, что моргать так… – Лыкин пытался подобрать подходящее слово, но очередной грохот и угрозы погнали его к двери.
Однако никакой выходной двери не было. На месте выхода из квартиры оказался 6 «б» класс, а на пороге стоял опоздавший Лыкин с портфелем. Возле никелированной скобки, укреплявшей угол портфеля, была маленькая дырка, из которой капали на пол чернила из разбившейся стеклянной чернильницы.
Ласковая учительница, от которой месяц назад сбежал муж, улыбнулась и спросила:
– Лыкин, а где твои родители?
На самом деле родители ей были не нужны, ей надо было поиздеваться над Лыкиным. Это знал весь класс. Не знал только Лыкин.
Чернила капали на покрашенный рыжей краской пол и, повинуясь законам притяжения, образовывали маленькую лужицу.
– Лыкин, я тебя второй раз спрашиваю, где твои родители?
– На работе, – выдавил правдивый Лыкин.
– Да, а я думала, что они уехали на гастроли с Большим театром, – пошутила остроумная учительница.
Класс радостно понял юмор и засмеялся.
– Нет, они на работе, – честно признался Лыкин.
– Вон из класса! – заорала последовательница Макаренко. – Без родителей не смей появляться!