22 дня по дороге к мечте
Шрифт:
— Успокойся, Виноградова. — Строго молвил внутренний голос. — Послезавтра тебе выдвигать обвинения против Максима в суде и обрекать мужа на пожизненное гниение в тюрьме. Технически ты скоро останешься вдовой. Неужели даже это не в состоянии утихомирить твое либидо?..
— Вот пусть Астафьев и гниет. Мне-то какое дело?.. — Так же мысленно огрызнулась я. — Сколько раз отец с сарказмом говорил мне, что я не переломлюсь, если не переведу очередную статейку. Так вот и Максим не переломится, если не попьет больше кофе из «Старбакса».
— А что насчет Андрюшки?..
Ответить мне было нечего, поэтому я позорно капитулировала пререкаться с подсознанием и отправилась смывать грим…
***
Мерный
Не в силах сдержать поток нахлынувших эмоций, он кружит меня по комнате, и этот момент, когда его обнимает счастье своими крыльями, счастье удачи и благосклонных оценок, меня охватывает счастье иного характера.
— Пожалуйста. — Я зажимаю его лицо между ладоней. — Пожалуйста. Я так в этом нуждаюсь. Ты обещал… Я все сделала, как ты хотел. Пожалуйста…
Мои лихорадочные пальцы касаются его шеи, влезают под рубашку, и вот уже несколько пуговиц капитулирует перед лицом моей настойчивости. Я взведенная. Я вжимаюсь в него всем своим ледяным телом, которое сковывают волны жара. Это не просто желание телесного единения, которое я могла получить от кого угодно. Даже от Максима… Это то самое пресловутое сплетение тел при сплетении душ. Когда ты становишься единым целым с тем, кому отдала все, что имела, и посвятила жизнь. Дома меня считали порочной дрянью. Максим считал в точности, как и родители, за что и бил неоднократно. Но не похоть все эти годы толкала меня к нему, хоть внешне все и выглядело именно так, будто девушке по Фрейду чего-то не хватало. Толкало желание ощутить себя нераздельной, цельной, связанной с ним не только мозгом, сердцем и душой. Голод единения терзал и выматывал все эти годы, потому что единения с моим Богом на ментальном лишь уровне мне было недостаточно, а обретать это с кем-то другим казалось фальшивкой. Ведь нет на свете более ироничной шутки нежели дарить душу одному человеку, а жизнь и тело — другому. За чрезмерно тонкое чувствование мира я и стала изгоем в кругу своего общения. И плевать. Если все мое стремление к нему помогло мне оказаться в такой непосредственной пьянящей близости от него, как сейчас, значит, пережитые унижения того стоили. Стоило не меняться, чтобы сейчас ощущать его близость каждым изнывающим нервом в теле. Ах, далеко до неба, губы близки во мгле. Бог, не суди, ты не был женщиной на Земле…
— Я заехал за тобой, чтобы отвезти на суд. Лэйси, время… Неподходящее… — Пряча взгляд, он отводит мои руки от себя, и горькая и холодная боль напополам с обидой сковывают мне грудь.
— Я не привлекаю тебя, как женщина, так и скажи. Не надо жалеть убогую, тронувшуюся мозгом. Скажи, как есть… Я через такое проходила, что тебе и не снилось. Просто скажи правду… Не надо этих идиотских фраз про «не время» и «не место»… Не тяни меня за душу, Ровер. Я просто уйду… Если я для тебя — лишь лицо постановки, можем встречаться только, как деловые партнеры. Но тогда хватит этих взглядов, дающих надежды…
— Каких взглядов? Ты домыслила то, чего нет. — Он отстраняется, и уже настолько, что холод обнимает меня болью с головы до ног… — Мы опаздываем. Собирайся. Я лучше подожду в машине…
Он закрывает за собой дверь, а я открываю шкаф в поисках того, что можно было бы надеть, не позволяя слезам пошатнуть образ железной леди… Ведь только потому что это было для меня чем-то большим, чем случайная связь по пьяной лавочке, именно поэтому он и не желал
***
В зал суда мы заходим одновременно с заводимым в него Максимом. Глаза у Астафьева воспаленные, бешеные, и он не сводит с меня взгляда, которым хищники окидывают добычу прежде, чем разорвать ей горло. От страха, внезапно панически охватившего и накрывшего меня с головой, я дергаюсь за спину Ровера, но, поджав губы и окинув Максима взглядом, исполненным презрения, он крепко сжимает мою руку в своей. — Не смей прятаться или бояться. Этот ублюдок получит все, что заслуживает, а ты ни в чем не виновата.
Я скованно киваю, окинув его благодарным взглядом, после чего Астафьев сплевывает на пол от омерзения, этим действом высказав все, что об этом думает. Сопровождающая его леди поджимает губы и толкает его в спину, к месту для обвиняемого, а затем начинается первое в моей жизни и самое долгое заседание суда…
Время тянется медленно, но, в конце концов, суд признает, что Максим Астафьев будет насильно депортирован в свою страну и передан в руки местного суда, а на несколько дней до депортации он останется в одной из самых гиблых тюрем Перта…
Выходя из зала, Ровер уговаривает оставить меня и его наедине с Максимом, уверяя представителей полиции и суда, что обвиняемый никуда не сбежит. Женщина, сопровождавшая Астафьева в суд колеблется, но лишь до той минуты, пока деньги, исподтишка врученные ей, не перевешивают чашу весов ее мнения в сторону Ровера Ройса.
Мы заперты в комнатушке с Максимом. Он сидит за столом, уставший и изможденный. Руки его скованы наручниками, ноги прикованы к ножкам стола.
— Ну что же, великий господин недорежиссер. Побьешь меня за свою даму сердца?.. — Лицо Астафьева искажает надменная презрительная усмешка. — Всегда думал, что ненавижу тебя больше ее. Что моя семья мне дороже одного пожилого и никчемного урода. Но сейчас понимаю, что ненавидеть белого рыцаря для своей потаскушки, которую я полюбил всем сердцем когда-то, даже и не за что. Спорю, телом она отдается так же горячо, как и мозгом. Ведь мозг у нее тобой прогнивший до основания…
Неловкость повисла паузой в воздухе. Я вспомнила несвершившееся в моем номере и покраснела до кончиков ушей, как рак. Ройс же пытался сохранить невозмутимость, пока Максим снова гаденько не рассмеялся. — Ах, наши пташки, оказывается, еще гнездышко любви не свили, а я-то думал, что Леська настойчива в своих уговорах. А зря… Жизнь коротка. Будь тебе плевать на нее, соловьем бы перед судом не заливался о том, какая она невинная жертва под гнетом мужской тирании. Похоже, что останавливает кодекс чести и морали. Потому что она замужняя. Теперь даже больше понимаю, что ее в тебе влечет. Ты реально — тот самый принц из сопливых розовых сказок восторженных мастурбирующих девчушек. Ну и чего ж ты ждешь? Давай бей. Ты же не зря доплатил Иванне, чтобы нас оставили наедине. Жаждешь наказать меня, Ройс. Вперед.
Цвет глаз Ровера из синего стал практически стальным, и он сжал руки в кулаки, надвигаясь на Астафьева. Я замерла в ожидании кровопролитной драмы, но он лишь склонился к уху моего супруга и вкрадчиво произнес. — Ты этого не стоишь, потому что ты — кусок дерьма. Я даже ботинки о тебя бы пачкать не стал, что уж говорить о том, чтобы марать руки. Что бы она ни сделала, она этого не заслуживает. Просто потому что она — женщина, а поднимать руку на женщину — самое низкое скотство на планете. Помни. Если после депортации и суда на Родине тебя отпустят и помилуют. Или пройдет время, и ты выйдешь досрочно за хорошее поведение, появись здесь еще раз и только попробуй приблизиться к ней. Больше я в суд подавать не буду. Я раздавлю тебя, как таракана, ты меня понял?..