22 июня 1941 года
Шрифт:
Так что самим начинать войну, твердо зная при этом, что придется терять огромные территории с их населением, терять миллионы людей, огромные материальные ценности?
Только в этом случае перед всем миром уже Советский Союз оказался бы в положении агрессора. Потому что военная наука однозначно утверждает, что "мобилизация - это война". То есть, уже само по себе объявление всеобщей мобилизации мировой державой является первым шагом к началу военных действий.
Такие импульсивные шаги,
Этим же, между прочим, были вызвано накануне войны требование Сталина "не поддаваться на провокации". Объяснялось это требование официально заботой о том, чтобы не дать Германии повода к войне. Что безусловно подчеркивало перед армией и народом миролюбие Советского государства. Это же впоследствии послужило основанием для критиков Сталина лишний раз подчеркнуть его слабоумие, поскольку он не понимал той простой истины, что, если агрессор решил напасть, то нападет он все равно, поддавайся ты или не поддавайся.
Между тем, такие явные соображения на то и явные, что могут прийти не только в мудрые головы подобных критиков. Тем более, что вторжение вермахта в Польшу, начавшееся с акции немцев в Гляйвице, и показало как раз, что агрессор этот вполне способен на провокацию совершенно без какого-либо участия своей жертвы.
А вот то, что всем известное желание Сталина оттянуть начало войны вовсе не исключало трезвого понимания того, что, если враг решил напасть, то он обязательно нападет, им в голову совершенно не умещается. Видимо, в силу ее переполнения собственными мудрыми мыслями.
Тогда что же означало на самом деле это самое, "не поддаваться на провокации"? А все просто. Не дать даже малейшего повода, даже малейшей тени его к тому, чтобы кто-то мог обвинить Советский Союз в нападению на Германию.
Положение, в котором мог оказаться в этом случае Советский Союз, было чревато к тому же многими непредсказуемыми осложнениями, которые неизбежно и фатально ухудшили бы и без того небольшие его шансы на выживание.
***
Достаточно популярно у нас мнение о том, что не имеет значения тот факт, что перед всем миром именно СССР оказался бы в положении агрессора, напавшего на Германию. Потому что Англия находилась тогда в таком отчаянном положении, что горячо приветствовала бы любого трижды агрессора, напавшего на Германию. И союз с ней был бы предрешен по определению.
Но Сталин, это надо признать, смотрел намного глубже своих последующих критиков. И просчитывал варианты намного точнее, как это можно сейчас понять. То, что он категорически не соглашался представить даже малейших поводов к тому, чтобы объявить СССР зачинщиком войны, сегодня представляется единственно верным решением. Не самым верным, подчеркну, а именно единственно верным.
Достаточно
Но, если это так важно сегодня, то можно себе представить, насколько сильно это могло повлиять на ту, давнюю реальность.
При чем здесь Англия, с ее надеждами и настроениями? Главное тогда было здесь, внутри страны. Главное, это народный дух, та самая сила, что сжигает империи, опрокидывает троны и разрушает дворцы. Та сила, которая делает невозможное возможным. Которая приводит к победе через такие неудачи и поражения, что это кажется немыслимым тем, кто не знает о ее великой силе.
Но этой силой можно управлять, ее можно заставить работать там, где это необходимо. Масштаб государственного деятеля там и рождается, в понимании величия и действенности этой силы. И в осознании собственной обязанности заботиться о ее здоровье и благополучии.
В данном случае, самым важным в этой ситуации, это было позаботиться о правильном представлении людей о смысле происходящих событий. Причем, не в примитивной пропаганде, слова которой все послушно повторяют, но никто им в глубине души не верит. А в том, чтобы добраться как раз до самой глубины души миллионов людей. Для чего надо эти миллионы убедить.
Вспомним, каким оглушительным крахом целой цивилизации обернулась ненужность и непонятность для российского народа смысла Первой Мировой войны.
Поэтому нужны были убедительные основания к тому, чтобы миллионы людей поняли и согласились с тем, что начавшаяся война является именно Отечественной, и никакой другой. В этом была единственная надежда на победу там, где все расчеты и все ожидания говорили о тяжести для страны будущей войны. Где все козыри были на стороне противника. Где на стороне противника были силы, во много раз превышавшие силы ее собственные.
Между тем. Никогда никакому Сталину не удалось бы убедить народ в справедливости этой войны, если бы Красная Армия нанесла удар первой. Пусть превентивный удар и являлся бы для кого-то оправданным с профессиональной точки зрения. Или даже казался кому-то единственным выходом из все более угрожающе складывающейся обстановки.
Народ этим убедить нельзя. Для него существуют в этом случае всего два понятия. Мы напали или на нас напали. Поэтому никогда никакие доказательства вынужденности нашего нападения не смогут затронуть самой глубины его души. А потому он никогда молча не согласится с тем, что началась именно Отечественная война.