22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война
Шрифт:
Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше: надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать...
Мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы...
Подпись: Ульянов (Ленин)» [«Известия ЦК КПСС, 1990, № 4, с. 192].
Это —
Простого подавления открытого протеста большевикам уже мало — крестьяне должны сами ловить повстанцев и выдавать на расправу «членов семьи бандита», т.е. детей и женщин. А всех тех, в ком еще остается капля христианского милосердия, — стрелять на месте. Без суда. Стрелять, конечно же, не ради захвата «ценных материалов» в виде оконных рам и сеялок-веялок, а именно для того, чтобы на десятки лет вперед отучить от самой мысли о возможности сопротивления новой власти. Слово «правительство» велено было писать с большой буквы, слово «Бог» — с маленькой.
Потом, когда власть укрепилась и написала для себя нужные законы, стрелять и сажать стали по суду. 7 августа 1932 г. был принят знаменитый Закон об усилении уголовной ответственности «за кражу и расхищение колхозной собственности» — в народе его назвали «закон о трех колосках». Только с августа 1932 по декабрь 1933 г. по этому закону было арестовано и осуждено 125 тысяч «новых крепостных», из них 5400 человек — расстреляно.
В масштабах большевистского террора цифра вроде бы и невелика — но стоит вспомнить, что в самодержавной, крепостнической царской России за 80 лет (с 1825 по 1905 г.) было вынесено 625 смертных приговоров, из которых были исполнены только 191...
Свирепая жестокость сталинского режима ни в коей мере не была следствием дурных садистских наклонностей новых вождей. Ничего подобного. Головы у них были холодные, светлые, и они отлично понимали, что по-другому — не получится. Даже в относительно благополучные годы нэпа реальная товарность крестьянского хозяйства не превышала 15—20%. Это означало, что прокормить одну семью городского рабочего могли только пять-шесть крестьянских дворов. Могли ли такие пропорции устроить товарища Сталина, задумавшего создать огромную армию и вооружить ее новейшей техникой?
В 1930 г. на Украине государство забрало у колхозов 30% зерна, на Северном Кавказе — 38%. В следующем 1931 г. — соответственно 42 и 47%. План 32-го года превышал показатели 31-го года на 32%. Более того, когда осенью 1932 г. стало очевидно, что выполнить план заготовок не удается даже путем полной конфискации всего зерна (включая семенные фонды), разъяренные кремлевские вожди потребовали конфисковать в колхозах, не выполнивших хлебозаготовительный план, и «незерновые продовольственные ресурсы» — сало, картошку, лук, свеклу, соления [129, 131].
Крайне сомнительно, чтобы при существовавшей тогда инфраструктуре транспортировки, хранения и переработки сельхозпродукции большая часть конфискованной еды попала в заводские столовые. Фактически это был «террор голодом». В очередной раз большевики вспомнили завет своего вождя и учителя: «проучить так, чтобы на несколько десятков лет они ни о каком сопротивлении и думать не смели...»
И на Украине, на Дону, затем — в
Власть отреагировала быстро. 22 января 1933 г. за подписями Молотова и Сталина вышло постановление правительства СССР:
«...Центральный комитет и Правительство имеют доказательства того, что массовый исход крестьян организован врагами советской власти, контрреволюционерами и польскими агентами... запретить всеми возможными средствами массовое передвижение крестьянства Украины и Северного Кавказа в города...» [129, с. 170]
Обреченные на голодную смерть районы оцеплялись войсками. За первый же месяц действия этого «карантина» ОГПУ отрапортовало о задержании 219 460 человек!
Итальянский консул в Харькове докладывал своему начальству в Риме [129]:
«...За неделю была создана служба по поимке брошенных детей... В полночь их увозили на грузовиках к товарному вокзалу на Северском Донце... здесь находился медицинский персонал, который проводил сортировку. Тех, кто еще не опух от голода и мог выжить, отправляли в бараки на Голодной Горе или в амбары, где на соломе умирали еще 8000 душ, в основном — дети. Слабых отправляли в товарных поездах за город и оставляли умирать вдали от людей. По прибытии вагонов всех покойников выгружали в заранее выкопанные большие рвы...
...каждую ночь в Харькове собирают по 250 трупов умерших от голода или тифа. Замечено, что большое число из них не имеет печени... из которой готовят пирожки и торгуют ими на рынке...»
У голодомора 1933 г. было два принципиальных отличия от голода 1921 г.
Во-первых, это был искусственно организованный мор, в то время как голод 1921 г. был вызван «естественными» причинами (если только разорение и упадок народного хозяйства в результате войны, развязанной большевиками, можно считать «естественным» процессом). Урожай 1932 г. был действительно низким, но вовсе не недород послужил причиной гибели миллионов. Так, только на Украине в счет государственных хлебозаготовок было собрано 36,5 млн. центнеров зерна [123]. Исходя из того, что на пропитание одного человека достаточно двух центнеров зерна в год, мы приходим к выводу, что одних только украинских госзаготовок было достаточно для того, чтобы обеспечить краюхой хлеба 18 млн. голодающих. А сколько зерна просто сгнило из-за недостатка крытых токов и элеваторов, сколько перегнали на водку...
Во-вторых, добрый дедушка Ильич все-таки выделил какие-то крохи на закупку продовольствия за рубежом. Товарищ Сталин ВЫВЕЗ на экспорт из голодающей страны 17,3 млн. центнеров зерна в 1932 г. и 16,8 млн. центнеров — в 1933 году [132]. В тот самый год, когда в Харькове пекли пирожки с человечиной, из СССР на экспорт было отправлено 47 тыс. тонн мясомолочных продуктов, 54 тыс. тонн рыбы [132], страна людоедов экспортировала муку, сахар, колбасы, подсолнечник...
Точные цифры, характеризующие масштаб этого беспримерного в истории человеческого жертвоприношения, уже не будут названы никогда. По расчетам советского украинского историка С. Кульчицкого (с конца 60-х годов работавшего над анализом демографической статистики), только в 33-м году и только на Украине от голода умерло 3—3,5 миллиона человек [131]. С 6 до 3 миллионов человек сократилось в те годы население Казахстана [74]. В Поволжье «изъятия незерновых ресурсов» не было (т.е. картошку и соленые огурцы колхозникам все-таки оставили). В результате от голода там умерло «всего лишь» 400 тысяч человек.