22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война
Шрифт:
Что же это за армия такая, если она способна воевать только тогда, когда противник ей не мешает?
Пожалуй, самое интересное и ценное в мемуарах Болдина — это то, чего в них нет.
А для того чтобы увидеть то, чего нет, откроем мемуары другого генерала, который в эти же самые дни июня 41-го руководил действиями крупного мотомеханизированного соединения.
Итак, Г. Гудериан, «Воспоминания солдата»:
«...22 июня в 6 час 50 мин я переправился на штурмовой лодке через Буг... двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через реку Лесна... при моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны... в течение всей первой половины дня 22 июня я сопровождал 18-ю тд...
...23
...24 июня в 8 час 25 мин я оставил свой командный пункт и поехал по направлению к Слониму (это еще на 80 км в глубь советской территории. — М.С.)... по дороге я наткнулся на русскую пехоту, державшую под огнем шоссе... я вынужден был вмешаться и огнем пулемета из командирского танка заставил противника покинуть свои позиции...
...в 11 час 30 мин я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенный на западной окраине Слонима (т.е. уже в глубоком тылу 10-й армии и КМГ Болдина. — М.С), где, кроме командира дивизии, я встретил командира 47-го корпуса...» [65]
«Где, кроме командира дивизии, я встретил командира танкового корпуса...»
И происходит эта встреча трех генералов на полевом КП, в сотне метров от линии огня. Вот и вся разгадка того, почему Красная Армия на собственной территории оказалась «без связи», а немецкая армия на нашей территории — со связью.
Партийные историки десятки лет объясняли нам, что связь на войне обеспечивается проводами и радиостанциями (которых в 41-м году якобы не было). А Гудериан просто и доходчиво показывает, что проблема связи и управления войсками решается не проводами, а людьми!
Командиру передовой 17-й танковой дивизии вермахта никуда не надо было звонить. Его непосредственный начальник — командир 47-го танкового корпуса — вместе с ним на одном командном пункте лично руководит боем, а самый среди них главный начальник — командующий танковой группы — по нескольку раз за день, под огнем противника на танке прорывается в каждую из своих дивизий. И если бы Гудериан предложил им засесть на пару дней в «живописном лесном уголке» и посылать оттуда «письма самолетом в Берлин», то в лучшем случае они бы восприняли это как шутку — глупую и неуместную на войне.
И это вовсе не злобное брюзжание дилетанта. Генерал-полковник Сандалов в своей книге воспоминаний [82] приводит такое высказывание члена Военного совета 4-й армии:
«...вновь заговорил Шлыков: огромным злом является отрыв крупных штабов от войск. Это приводит к потере управления боем... штаб фронта находится где-то в районе Минска, более чем за триста километров от передовых войск. Штабы армий, чтобы не потерять связь (??? — М.С.) с ним, тоже располагаются в глубине, местами более чем на пятьдесят километров от линии фронта... А куда это, к черту, годится!..» Золотые слова. Правда, из дальнейшего текста воспоминаний Сандалова следует, что уже через несколько часов после этого разговора штаб армии в очередной раз перебазировался на восток. Ну а штаб Павлова уже 26 июня оказался под Могилевом — в 500 км от границы!
Что же касается проводов, то с ними на Западном фронте было не так уж и плохо. Согласно докладной записке начальника штаба фронта генерал-майора Климовских от 19 июня 1941 г., в распоряжении службы связи округа было 117000 изоляторов, 78000 крюков и 261 тонна проводов [2, с. 44].
В качестве иллюстрации к вопросу о реальной технической оснащенности Красной Армии можно привести следующие данные
— фронтовых радиостанций (PAT) 40 штук (т.е. 8 на каждый из пяти будущих фронтов);
— армейских (2А, РАФ, 11АК) 845 штук (т.е. полсотни на одну армию);
— корпусных и дивизионных (ЗА, РСБ, 4А) 768 штук;
— полковых (5 АК) 5909 штук (примерно 4 штуки на полк);
Таким было количество в январе 1941 г. Но заводы продолжали работать, и к лету число радиостанций в войсках должно было стать еще большим. Теперь пара слов о качестве. Самая маломощная из вышеупомянутых радиостанций (5АК) имела радиус действия 25 км при телефонной связи и 50 км — при телеграфной связи «морзянкой».
В большой статье с красноречивым названием «Истоки поражения в Белоруссии» [78] автор с горестным воздыханием сообщает читателям, что обеспеченность войск ЗапОВО средствами радиосвязи была очень, очень низкой: «полковыми радиостанциями — на 41%, батальонными — на 58%, ротными — на 70%».
Как это принято у нас, мешающие правильному воспитательному процессу факты — а сколько это в штуках на один полк или стрелковую роту — пропущены. Постараемся восполнить это досадное упущение. По штатному расписанию стрелковой дивизии от апреля 1941 г. в одном гаубичном артполку должно было быть 37 радиостанций (на 36 гаубиц), в артиллерийском полку — 25 радиостанций (на 24 пушки), 3 радиостанции в стрелковом полку и по 5 радиостанций в каждом стрелковом батальоне. Оцените и это словосочетание: «ротная радиостанция». Разве не говорит оно о высочайшем (для первой половины XX века) уровне технической оснащенности сталинской армии?
К слову говоря, в распоряжение танковых групп вермахта было выделено всего по одной роте диверсантов из состава пресловутого полка особого назначения «Бранденбург». В составе роты было 2 офицера, 220 унтер-офицеров и рядовых, в том числе 20—30 человек со знанием русского языка [ВИЖ, 1989, № 5]. И такими-то силами немцы, как утверждает Болдин, уже ранним утром 22 июня 1941 г. «на протяжении пятидесяти километров повалили все телеграфные и телефонные столбы» — и это только в полосе одной 3-й армии!
На этом закроем (пока) книжку Болдина. Мы не станем обсуждать его полководческий талант, мы не смеем упрекнуть его в отсутствии личного мужества, но выступать в качестве свидетеля разгрома конно-механизированной группы Западного фронта генерал Болдин не может. Его там (на месте разгрома) просто не было.
К сожалению, и от реальных свидетелей трудно добиться внятного изложения если даже и не причин, то хотя бы обстоятельств катастрофы.
Возьмем воспоминания В.А. Гречаниченко (начштаба 94-го кавполка 6-й кавдивизии). Они полны живых, непридуманных картин страшного разгрома. Вот как описывает он то, что Болдин кратко обозначил словами «на пятые сутки войны, не имея боеприпасов, войска разрозненными группами разбрелись по лесам»: «...Мимо сплошным потоком двигались автомашины, трактора (как видно, не все горючее сгорело на разбомбленных немцами складах. — М.С), повозки, переполненные народом. Мы пытались останавливать военных, ехавших и шедших вместе с беженцами. Но никто ничего не желал слушать. Иногда в ответ на наши требования раздавались выстрелы (т.е. боеприпасы тоже еще оставались — для стрельбы по своим. — М.С). Все уже утверждали, что занят Слоним, что впереди высадились немецкие десанты, заслоны прорвавшихся танков, что обороняться здесь не имеет никакого смысла. 28 июня, как только взошло солнце, вражеская авиация начала повальную обработку берегов Роси и района Волковыска. Но существу, в этот день окончательно перестали существовать как воинские формирования соединения и части 10-й армии. Все перемешалось и валом катилось на восток...