22 июня. Черный день календаря
Шрифт:
— Сплошного фронта сейчас нет, — сказал я Бялоцкому, — и в наш тыл могут проникать не только отдельные диверсанты, но и подвижные группы противника. Поэтому усильте охрану тылов полка, особенно горючего и боеприпасов. Экипажи, оставшиеся без танков, используйте для усиления ремонтных бригад и эвакослужбы…
Едва успел отдать необходимые распоряжения начальнику штаба и работникам тыла, как вызвал командир дивизии. Минут через двадцать я был у него. Пушкин сообщил, что в течение дня наш полк остановил части 125-й немецкой пехотной дивизии, поддержанные танками.
— Героями вас называть рано, — заметил он, — но экипажи заслуживают
Я подробно рассказал о ходе боя, о поведении людей. Заметил, что могли бы добиться большего, если бы атаку танков поддержала артиллерия, авиация, пехота.
— А то получается так, что даже пленных взять некому, — пожаловался я, — для этого надо выделять людей из экипажей.
— Что поделаешь, — согласился Пушкин. — Сам знаешь, что формирование мы не закончили, и вся артиллерия дивизии — один артиллерийский дивизион, а 32-й мотострелковый полк у нас забрали под Радзехув. В 97-й и 159-й стрелковых дивизиях полки тоже малочисленные, они не успели перейти на штат военного времени. С наступлением темноты на участке вашего полка занимает оборону 202-й мотострелковый полк 81-й мотострелковой дивизии. Организуйте с ним взаимодействие. Главная ваша задача — не допустить прорыва противника на Львов…
Возвратившись от комдива, собрал командиров батальонов, своих заместителей. Коротко рассказал им о сложившейся обстановке, о задаче, которую предстояло решать нам завтра. Комбатов обрадовало, что действовать будем вместе с мотострелками.
— Мы прикроем их броней, они пойдут за нами в атаку и закрепятся на освобожденной от врага земле, — сказал Колхидашвили.
Наполненная заботами, быстро, будто торопясь, проходит фронтовая ночь. Командиры батальонов возвратились в свои подразделения. Там полный порядок: танки заправлены горючим, пополнены боеприпасы, застрявшие в низине машины — в строю, подбитые и неисправные — эвакуированы. Да, люди не растерялись в опасности…
С заместителем по политической части старшим политруком Булгаковым стоим у штабного автобуса, прислушиваемся к приглушенным звукам, что доносятся до нас с запада. Где-то справа рвутся мины, далеко сзади — тяжелые снаряды. В районе деревень Вербляны, Ногачев, Свиданица и Краковец взмывают ракеты, раздается редкая стрельба из винтовок и автоматов.
Мы молчим, думая, наверное, об одном: завтрашний день принесет нам новые, может быть, еще более суровые испытания, чем день прошедший.
— Пойдем заснем, — предлагаю я. — Хоть немного, сколько позволит обстановка.
Свалился под брезентовым навесом около штабного автобуса. Отяжелевшие веки сразу сомкнулись, а перед глазами мелькают то карта, то лесные опушки, на которых притаились танки. До слуха доносятся редкие раскаты орудийных выстрелов. Они становятся все тише и уплывают куда-то далеко-далеко…“
Чем дальше мы сдвигаемся на юг, тем спокойнее выглядит обстановка. Стрелковые полки 8-го стрелкового корпуса 26-й армии получили приказ занять оборонительные рубежи у границы. Однако до 10.00 командир корпуса не разрешал использовать артиллерию. 8-й механизированный корпус в 5:40 был поднят по тревоге и начал выдвижение во второй эшелон 26-й армии. Сотни грузовиков и танков, выдвигающихся к границе, были замечены немцами, и это и вызвало большую тревогу в штабе 17-й армии. В журнале боевых действий ГА „Юг“ мы находим такие слова: „Командующий 17-й армией, находясь под впечатлением полученных данных воздушной разведки
Командир 8-го механизированного корпуса Д. И. Рябышев описал первый день войны в своих мемуарах следующим образом:
„Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега молоденький красноармеец-посыльный.
— Товарищ генерал, — торопливо обратился он, — в штабе вас срочно вызывают к телефону!
Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что немецко-фашистские войска во, многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут бои с пограничниками, бомбят наши приграничные города и аэродромы.
— Но прошу без паники, — звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа добавил: — Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолетам не открывать! Ждите дальнейших указаний!
Я решил немедленно привести соединения в боевую готовность, вывести их из военных городков по тревоге. На этот случай еще ранее условился с командирами дивизий оповестить их особыми словами, значение которых понимали только мы.
— Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!
Прошло не больше трех минут, и дежурный по штабу доложил:
— Командиры дивизий генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на связи!
Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнес:
— У аппарата Рябышев.
— У аппарата Мишанин, — прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой дивизии. — Слушаю вас.
— Здравствуйте. В небе сверкает молния.
— Все ясно, Дмитрий Иванович, — поспешно ответил Т. А. Мишанин.
Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал густой бас командира 7-й моторизованной дивизии:
— У аппарата полковник Герасимов.
— Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит?
— Лес шумит, но лесник свое дело знает, Дмитрий Иванович, — пробасил в ответ А. Г. Герасимов.
— До встречи.
На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И. В. Васильев. Поприветствовав его, я сказал:
— Гора! Желаю успеха!
„Молния“, „лес“, „гора“ — это условные слова, услышав которые от меня командиры соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе в район сосредоточения.
Мысленно представил себе, что сейчас делается в расположении полков, открыл сейф и вскрыл предназначенный мне пакет.
Нужно было еще вызвать командиров частей обеспечения и отдать им соответствующие распоряжения. Но это уже проще — они находились в Дрогобыче, под боком.
Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона.
Вскоре с неба донесся все усиливающийся гул моторов, над городом появились вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30 утра. А еще немного спустя в распахнутое окно ворвался сверлящий, все нарастающий вой падающих бомб. От мощных взрывов полопались в рамах стекла, дрогнул под ногами пол.