22 смерти, 63 версии
Шрифт:
Русский антисемитизм не имел глубоких исторических и религиозных корней и, по крайней мере, отчасти представлял собой заимствованное явление. Это касается и кровавого навета. Слухи об этом страшном обычае пришли из католической Польши. На историю кровавого навета в России XIX в. серьезное влияние оказала книга И. Серафимовича «Zlosc zdowska przeciwko Bogu i katoliickiey wierze» (1758). Вскоре после разделов Польши появляются русские переводы разных версий этого текста.
К 1911 г. Ватикан давно отказался от такого рода обвинений в адрес иудеев. Высшее духовенство католической церкви периодически высказывалось
Однако в Киеве была сильная антисемитская организация «Союз русского народа». Союз возник в 1905 г. в ходе смуты. Его вожди – доктор Александр Дубровин и классический филолог, депутат Государственной думы Владимир Пуришкевич. Союз выступал за абсолютную монархию. Главный лозунг – «Россия для русских». Главным врагом Российской империи члены Союза считали евреев. Союз пользовался поддержкой императора Николая II и многих видных царедворцев. Из средств императора и государственной казны он получал ежегодные многомиллионные субсидии.
Наиболее сильные позиции организация имела на национальных окраинах, прежде всего на территории нынешней Украины и Молдовы. Самое активное отделение – киевское.
У киевского отделения Союза была своя молодежная секция «Двуглавый орел». Одним из ее вожаков был студент Владимир Голубев. Он первым предположил, что убийство Андрея Ющинского носило ритуальный характер. Он был «умучен жидами» с целью получения «крови христианских младенцев». Близилась еврейская пасха, а согласно кровавому навету, кровь нужна для выпечки мацы.
Уже во время похорон Андрея Ющинского на кладбище членами «Двуглавого орла» были разбросаны листовки: «Русские люди! Если Вам дороги Ваши дети, бейте жидов! Бейте до тех пор, пока хоть один жид будет в России! Пожалейте ваших детей! Отомстите за невинных страдальцев! Пора! Пора!» Голубев начал проводить независимое расследование. И именно он первым высказал предположение о виновности Мейера Бейлиса.
На Лукьяновке жила некая Вера Чеберяк. По сведениям полиции она занималась скупкой краденого, а двое ее сыновей, Андрей и Женя, «употреблялись воровской компанией для выполнения разных поручений и таким образом являлись посвященными в тайны собиравшегося в притоне Чеберяковой общества». Женя Чеберяк – сверстник и приятель Андрея Ющинского.
Голубеву удалось получить сведения: фонарщик Казимир Шаховской видел, что Бейлис с неизвестным хасидом в 8 часов 12 марта гнался за Андреем Ющинским, когда тот играл на территории завода Зайцева. И это был последний раз, когда Андрея видели живым.
Собственно арест Менделя Бейлиса произошел 22 июня 1911 года. К этому времени местные отделения «Союза русского народа» засыпают власти телеграммами с требованием найти и покарать убийц-евреев. Парламентские запросы посылают правые фракции Государственной думы. Это могущественные союзники правительства, не считаться с ними невозможно.
Министр юстиции Иван Щегловитов указывает киевскому прокурору Г. Чаплинскому: «Поручаю Вашему Превосходительству иметь личное наблюдение за производством следствия об убийстве мальчика Ющинского. Ожидаю подробных периодических донесений».
С этого
8 августа Женя умер, через неделю умерла его сестра Валентина. В бреду умирающий мальчик постоянно повторял: «Андрюша, Андрюша, не кричи! Андрюша, Андрюша, стреляй!» Мать постоянно держала его на руках и, когда он приходил в себя, просила: «Скажи агентам, что я по этому делу ничего не знаю», на что Женя отвечал: «Мама, не говори мне про это, мне очень больно». Чеберяк не дала сыну исповедоваться, хотя он явно хотел что-то сказать.
13 мая 1913 г. дело по обвинению Бейлиса в убийстве Андрея Ющинского, совершенного с особой жестокостью, передали в суд. Улики были очень слабыми, это осознавали и в Петербурге, и в Киеве.
Для того чтобы проверить работу киевского следствия, Щегловитов послал тайного ревизора, знаменитого сыщика Аркадия Кошко. По возвращении тот сказал министру юстиции: «Я бы никогда не нашел возможность арестовать и держать Бейлиса годами в тюрьме по тем весьма слабым уликам, которые есть против него в деле». Министр внутренних дел Макаров писал Щегловитову: «Есть основания предполагать, что судебный процесс окончится оправданием обвиняемого за невозможностью доказать его виновность». Щегловитов рассердился. Он сказал Кошко: «Из ваших слов я вижу, что евреи на предстоящем процессе не нашли бы лучшего защитника, чем вы!» Возвращаясь в Москву, Кошко, по собственному признанию, полагал, что карьера его завершена. (Чего, кстати, не произошло; позже он стал начальником Всероссийского уголовного розыска).
Суд длился месяц. Обвинение столкнулось с рядом трудностей. Свидетели меняли показания. Записка, которую Бейлис якобы передал своей жене через одного из вышедших на свободу заключенных (в записке было косвенное признание, оно заключалось в совете жене оплатить издержки нового свидетеля), оказалась написана не почерком обвиняемого.
Глина на одежде Ющинского не с территории завода Зайцева, тогда как по версии прокуратуры убийство произошло именно там. Единственный внятный отпечаток ноги преступника, снятый на месте происшествия, был оставлен почти новой галошей с незатертым протектором. Там был товарный знак фирмы-производителя, который с галошами самого Бейлиса, изношенными, старыми, не совпадал совершенно.
Сыщик и министр оказались правы. 28 октября 1913 г. в 6 часов вечера Бейлис был оправдан киевскими присяжными, людьми малообразованными и в любви к евреям не замеченными. Владимир Короленко, освещавший ход процесса, писал: «Около шести часов стремительно выбегают репортеры. Разносится молнией известие, что Бейлис оправдан. Внезапно физиономия улиц меняется. Виднеются многочисленные кучки народа, поздравляющие друг друга. Русские и евреи сливаются в общей радости. Погромное пятно у собора сразу теряет свое мрачное значение. Кошмары тускнеют. Исключительность состава присяжных еще подчеркивает значение оправдания».