220 вольт
Шрифт:
Задумавшись о сладкой жизни, которая наступит сразу же после этого, я даже не сразу среагировал на открывшуюся дверь камеры.
– Задержанный, на выход! – да е-мае, кто я такой? Свидетель, обвиняемый, арестованный или вот задержанный? И спросить-то о различии в терминах не у кого. А с другой стороны, не все ли равно?
Построив всех обитателей КПЗ в коридоре, нас по одному выводили к выкрашенному в черный цвет фургону, где и рассаживали по непонятной мне схеме. Кого-то просто на скамейку, а кого-то в этакую микро-камеру, представляющую из себя огороженную сеткой-рабицей табуретку. И опять
Жмых оказался низкорослым и худощавым мужичком, судя по всему, одетым по последней моде: пиджак, косоворотка, заправленные в сапоги брюки и засаленная донельзя кепка.
– Ну вот, электрик, довелось и нам поручкаться – я пожал протянутую ладонь – ты чего такой довольный?
– Да сон хороший приснился – ответил я. Ну не рассказывать же ему про цветомузыку и гирлянды.
– Ну, это хорошая примета – глубокомысленно покивал ворюга – а мне вот наоборот, что-то не спалось совершенно. А ты вообще кто по жизни?
– Ты не поверишь, но я на самом деле электрик, в больнице городской – улыбнувшись, ответил я – но многое не знаю, так как память потерял.
– Ишь ты, как оно бывает…
Тут мы оба заткнулись, так как в фургон влез солдатик и усевшись на расположенное около двери сиденье, грозно уставился на нас. Вскоре заработал двигатель и фургон, нещадно завывая трансмиссией покатил нас в суд.
Если бы мне не сказали заранее, что будут судить, я бы решил, что нас просто покатали по окрестностям и вернули назад. Такое же серое здание, только табличка около входа была другая и говорила о том что это именно суд, причем пролетарского района.
Даже планировка внутри была та же! Правда вместо бюста Дзержинского стоял бюст с Лениным, а надпись на стенке была про то, что «советский суд – суд народа». Меня отконвоировали на третий этаж и оставили одного около монументальной двери, велев ждать и никуда не уходить. Сказать, что я был в недоумении – это ничего не сказать. Все мои знания вопили о том, что вокруг происходит какая-то фигня. Ну вот будь я преступником, взял бы сейчас и дал деру, благо вокруг никого нет. Может, как раз эти кто-то на такое и рассчитывают? Ну дескать, если побежал, значит виноват и можно статью типа «побег» дать?
Раздавшийся шум голосов заставил меня повернуться. Я обомлел: прямо ко мне шли несколько человек, возглавляемые Василий Васильевичем. А нет, вон в хвосте еще и Ирина Евгеньевна показалась…
– Что же, вы думали, что мы вас одного оставим? – улыбаясь, поинтересовался главврач – нет, шалишь…
– Вячеслав, что вы себе позволяете? – тут же возмущенно вклинилась главсестра – согласно положению, мы вам передачу принесли, но вас на месте не оказалось и нам пришлось ехать следом за вами сюда!
Я неверяще посмотрел на Ирину – это что, проблески юмора? Но нет, она глядела на меня совершенно серьезно.
– Ирина Евгеньевна, меня о вашем визите не предупредили, иначе бы я приказал конвою подождать – с сарказмом ответил я – но обещаю, в следующий раз я обязательно проинформирую всех.
– В следующий раз? – какая-то женщина провернула ключ в замке и дернув на себя ручку, с натугой стала открывать дверь – вы настолько противопоставляете себя обществу?
– Нет – я стал
Наконец дверь открылась достаточно, чтобы появилась возможность проникнуть внутрь. Передо мной открылся небольшой зал, весь уставленный стульями. На дальней стене был нарисован герб СССР, а под ним стоял широченный стол, покрытых тканью красного цвета.
Поначалу я было присел поближе к Василь Васильевичу, но меня заставили пересесть на самый правый, если смотреть от входа, стул. Пожав плечами, я выполнил указание и пересел. Пришедший с Василий Васильевичем народ немного потусил в разных направлениях, как-то разом расселся и я внезапно обнаружил, что суд уже тут. Во главе стола сидела спросившая меня женщина, а с боков ее подпирали два мужика. По углам комнаты обнаружилось еще два персоны, сидящими за повернутыми друг к другу столами. Более того, внезапно за моей спиной обнаружился милиционер. Если принять, что за столом судьи, то по бокам должен быть прокурор и адвокат. Где-то я такое видел… Точно, «кавказская пленница»! Хмм… выкрик «да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире» точно будет перебором.
Суд начался как-то буднично. Без всяких «встать, суд идет» или «ваша честь, прошу принять во внимание…». Просто тетка с места прокурора монотонным голосом начала читать текст из папочки перед собой. Я с удивлением узнал, что обвиняюсь в подготовке крушения поезда, около которого меня нашли. Следствие установило, что я еще с дореволюционных времен развлекаюсь подобным. Более того, я вообще злобный рецидивист и катастрофа самолета «Максим Горький» в 1935 году – тоже моих рук дело. Правда, ни слова не прозвучало о том, как мне удалось скрыться и продержаться до 1947 года, когда я испортил двигатель самолету Ил-12 в Красноярске.
Речь закончилась требованием прекратить процесс присвоения нового имени, вернуть старое и признать меня виновным по статье 58, части 8 и 9. Я полистал лежащий рядом специально для этой цели томик: если кратко, то терроризм. Наказание такое же, как для части 2: или расстрел или объявление врагом народа и высылка за пределы СССР. Нормально так я попал…
– Итак, Игнатюк Семен Борисович, 1895 года рождения, урожденный села Карамышевка… – начала было судья, но внезапно осеклась. Посмотрела на меня, потом в бумажки, еще раз. Потом что-то показала соседям. Те точно так же начали смотреть сначала на листочек, а затем на меня. Кажется, что-то пошло не так.
Прокурор вопросительно глядел на эту кутерьму. Наконец судья заметила это и постучав пальцем по папке, произнесла только одно слово: «шушкевич». Тут и прокурор начал попеременно смотреть в папку и на меня. Потом раздербанил папку и начал перебирать листики, что-то в них сравнивая. Наблюдая за этой суматохой, внезапно я понял, что не будет не расстрела, ни высылки из страны. Вообще ничего не будет.
– Товарищ судья. В связи с выявленными фактами государственное обвинение объявляет несогласие с выдвинутыми по уголовному делу обвинением. Даю отрицательную оценку результатов осуществлявшегося в отношении обвиняемого уголовного преследования. Прошу вернуть дело на дорасследование.