23
Шрифт:
Сначала я открыл шкаф и стал перебирать вещи. На верхних полках были наволочки и пододеяльники, а снизу в основном нижнее белье совершенно безобразного фасона: какие-то необъятные панталоны, лифчики и ночные сорочки. В другом разделе шкафа была все та же женская одежда, только уже верхняя — все те же безобразные юбки, кофточки, на вешалках висели изъеденное молью коричневое пальто, серая шубка и еще какая-то непонятная дрянь.
Я принялся за комод, но и там меня ждало разочарование. В первых двух верхних отсеках были полотенца, чулки и почему-то бухгалтерские тетради. А нижний долго не открывался, и когда я с трудом его выдвинул, меня ожидала груда плотно утрамбованных советских книг, в основном про партизан и красных командиров.
Я уже решил довольствоваться только сыром и колбасой, так как времени в доме
Оставив все в беспорядке на кровати, я вышел в гостиную и направился к выходу. Но тут же остановился. Мне показалось или нет? Я больше не слышал ударов из сарая! Я подошел к разбитому окну и прислушался. Ударов действительно было больше не слышно. Меня вновь охватила паника.
Спокойно. Они ведь не знают, что я в доме. Хотя, стоп. Дом они должны проверить в первую очередь. Через дверь бежать нельзя, может, они уже там. Я поставил коробку с тетрадью на подоконник и потянулся к окну. Но так же неожиданно я соскочил вниз и ринулся обратно в спальню. Стащил рывком с кровати покрывало и достал байковое одеяло. Одеяло тут же свернул и только тогда вернулся с ним к окну. Коробку с дневником Димки я засунул в середину одеяла. Оставалось только решить последний на сегодня вопрос, куда бежать. Первой мыслью было ринуться через калитку на улицу, а там уже куда подальше. Но если возле калитки меня уже поджидают? Да и искать они будут в первую очередь именно начиная с улицы. Тогда… Тогда обратно к той дырке в заборе, ведущей к детсаду.
Приняв решение, я выпрыгнул из разбитого окна наружу и, приседая, быстро засеменил по огороду в направлении кустов крыжовника и видневшегося впереди забора, в котором была дыра. Справа от меня был зловещий сарай, в котором, быть может, все еще были два эти чудовища. Дойдя до забора, я долго не мог найти лаза, как вдруг услышал где-то сверху шипение и приглушенный шепот:
— Он в доме, я видела его силуэт в окне. Пойди и убей его, он нам больше не нужен.
Я посмотрел на звук вверх и замер: с чердака по крыше курятника тихо сползало тело покойницы в белой ночнушке. При этом она спускалась совершенно неестественно — головою вниз. Из чердачного среза (вот как они выбрались, прорезали дыру в деревянной стене!) виднелась голова Татьяны Александровны. Она, по понятным причинам, никуда слезть не могла. Очутившись на бетонной дорожке, Соня быстро засеменила своим неестественным шагом к дому.
Оставаться под сараем было больше нельзя. Я нашел дыру и очутился в детсаду. Только теперь я позволил себе выпрямиться во весь рост и побежать прочь. Вдали завыла собака, затем еще одна. Затем еще и еще. Вой собак становился все ближе и ближе, и я остановился. Черт! Здесь в каждом частном доме должна быть собака. Только я выйду на улицу или на частный участок, стану прямой наводкой для Сони и Обуховой, которая сидит на чердаке за забором. Бежать напролом — это действительно выдать себя. Я огляделся, впереди были карусели, видимо, там располагалась детская площадка. Слева стоял большой черный дом — скорее всего, сам детсад. А справа росли невысокие деревья, похоже, яблони, и среди них виднелись небольшие строения. Я подбежал поближе, это оказались фанерные домики для ребятни, с маленькими окошками и вырезами в виде дверей. Домиков было пять или шесть, и мне они больше напоминали будки для собак, чем дома. Я подошел к одному из них, расстелил внутри одеяло и с трудом влез внутрь. Из двух вырезанных окон сквозило, но больше я уже никуда бежать не хотел. Из кармана я достал
Глава 19
15 апреля. Суббота
«…Нам нужно встретиться. Чувак, нам нужно встретиться. Иначе замерзнешь. Нам нужно срочно встретиться… Чувак… Ты замерзнешь. Нам нужно встретиться…»
В голове еще звучал монотонно-навязчивый голос Игоря Шеста, но проснулся я не от него, а от дикого холода. Все тело сводило судорогой, руки стали бледно-голубого цвета с отчетливо проявляющейся синевой, как у настоящего покойника. В моем детском домике стало светло, похоже, было раннее утро, часов 6 или 7. С неба раздавалось беспрерывное карканье ворон, из окошка отчетливо виднелась их черная злобная стая.
Помимо страданий от холода у меня ко всему разболелся желудок. Последние дни я стал есть всякую дрянь, да к тому же нерегулярно, от случая к случаю, вот он теперь и взбунтовался. Я вытянул одеяло из-под себя и накинул его на плечи, стало чуть лучше, хотя теперь больше страдала задница.
Нужно было решать, что делать дальше. Вылезти на улицу (хотя я и находился почти на улице) не хотелось из-за одной только мысли, что тут же станет еще холоднее, — я хоть и убого, но как-то согревал себя. Впрочем, сидеть практически под самым домом Обуховых было тоже небезопасно. Но, с другой стороны, если они меня за ночь не обнаружили, значит, я действительно неплохо спрятался. Помимо прочего меня стал волновать вопрос, куда теперь податься. В Столицу? Там зацепка — только Шест (с которым, черт возьми, я должен был поехать сегодня на шашлыки!). В Г., где могу причинить вред моей маме? Или остаться в Василькове, где меня пытаются убить две особы (одна из которых труп) плюс ведьма Анилегна, и попытаться разыскать Алису? В любом случае, помимо того, что необходимо четко определить для себя дальнейший план, нужно еще и узнать, как со всей этой нечистью бороться.
Пока я размышлял над планом своих действий, почувствовал, что мне давит в бок что-то упругое. Я повернулся и увидел металлическую коробку, которую вчера вечером взял на чердаке. Рядом с ней валялся дневник Димки Обухова. Я рассмотрел коробку внимательнее. Самая обычная, похоже, в таких еще при Союзе хранили украшения или документы, хотя сейчас в таких продают чай в супермаркетах. Я попытался ее открыть, но крышка не поддавалась, по краям была сплошная ржавчина. Судя по всему, без отвертки или ножа ее сложно будет открыть. Можно попробовать с помощью камня, но тогда я наделаю много шума, а привлекать внимание, находясь недалеко от дома двух тварей, мне не хотелось. Сама коробка была в меру тяжелой. Я встряхнул ее, ничего не загремело, похоже, она было забита чем-то до отказа. Отложив коробку, я взялся за дневник. Он представлял собою общую тетрадь из 64 страниц, с загнутыми от времени уголками листов. Я стал читать.
Начал Димка вести дневник с 1993 года, и первую запись я прочитал еще на чердаке: «Привет! Я Дима Обухов, севодня мне исполняется 13 лет. У меня все хорошо. Решил теперь вести дневник. 23 апреля 1993 г.». Хм, когда-то я тоже делал такие дурацкие записи, хотя до дневника так дело и не дошло. Я стал читать дальше.
«25 апреля 1993 г. Пачемуто грусно. Уже всетаки тринадцать. Весь день ругался с мамой, заставляла меня уроки учить. А я ушел на весь день с ребятами на аэродром. Лазили по самолетам. Завтра в школу».
Я прервал чтение и улыбнулся. Вспомнил, что я тоже там лазал по старым заброшенным самолетам. Правда, у меня была совсем другая компания. Я продолжил чтение.
«26 апреля 1993 г. Опаздал на первый урок и физик поставил двойку. Потом я с Саней играл в морской бой и он выгнал миня с класса, хотя Саня тоже играл, а его нет. Паскуда такая. (Я так и не понял, кто «паскуда», Саня или физик?) На алгебре НЗ поставила еще одну двойку. (О! Наша математик, Нина Захаровна!) Я не давал дневник и она тоже выгнала. Впервые севодня с пацанами из 10 «Б» курил сигареты. Все горло жжет. Сийчас уже дома, щас иду гулять с ребятами».