24 часа
Шрифт:
– О-о, это очень круто.
– Нет, не очень. – Его рука зависла над последним кусочком торта. – Точнее говоря, совсем не круто. Просто очень много людей в костюмах.
– И денег. Доедайте. – Я пододвинула к нему тарелку.
– Безналичных денег. Ну, если вы настаиваете, – усмехнулся он и быстренько умял остаток торта. Раздался сигнал его телефона. – Извините. – Он бросил взгляд на экран. – Мне нужно ехать, забирать Леонарда. Сегодня моя очередь.
– Не переживайте. – Я наморщила нос. – Это нечто такое, к чему я сейчас как раз привыкаю. Когда родители ребенка – каждый сам по себе.
– Это
– Ничего-ничего. Меня зовут Лори.
– Ну да, конечно. – Он театральным жестом шлепнул себя ладонью по лбу. – Я вечно забываю все имена.
– Ничего страшного.
Когда он повернулся, чтобы уйти, я вдруг затараторила:
– Э-э, Мэл, я вот тут подумала – мне просто пришло в голову, что если вам захочется – если вам когда-нибудь захочется, – чтобы наши дети познакомились и пообщались, то…
– Еще как захочется. – Его красноватое лицо просветлело. – Почему бы нам не договориться о чем-нибудь прямо сейчас?
– Ну да, правильно. – Его поспешность меня слегка смутила. – Да, мы вполне могли бы это сделать, я думаю…
– Может, на следующих выходных? Ваша дочь будет с вами?
– Да. – Однако приходить сюда, в это кафе, мне не хотелось. Оно слишком маленькое, слишком тесное, в нем слишком много людей, с которыми я знакома. – Мы могли бы посетить Музей игрушки. Он находится на южной стороне этого парка.
– Замечательно. Я планировал туда заглянуть еще с того момента, как мы переехали. Там, наверное, интересно.
– Вот и хорошо. – Мой голос что, задрожал? – В субботу или в воскресенье?
– Для меня лучше в субботу.
– Хорошо. Встретимся там с вами в… – Почему я вдруг так разволновалась? – Может, сразу после обеда?
– Здорово. В два часа – это вам подойдет?
– Хорошо, в два. Увидимся там.
Когда он вышел, в окно забарабанил проливной дождь. Я невольно порадовалась тому, что осталась здесь, в кафе.
Сейчас: час четвертый
На станции техобслуживания я благодарю шофера и вылезаю из кабины обратно в сырой серый день. Сейчас довольно холодно – прямо-таки мороз, – и я поплотнее закутываюсь в свое слишком большое пальто.
Зайдя в порадовавший меня своим теплом придорожный магазинчик, я покупаю бутерброд с сыром и усаживаюсь в кафетерии. Я смотрю на свой новый мобильный телефон, очень желая, чтобы он сейчас зазвонил. Очень хочу поговорить со своей матерью. Мне тридцать шесть лет, и мне нужна моя мама. Я также хочу, чтобы она находилась там, где она сейчас находится, с Полли. Чтобы моя дочь оставалась в безопасности.
Предчувствия не дают мне покоя. В голове роятся мысли. Весьма хотелось бы знать, где сейчас Сид. Какой-то внутренний голос шепчет мне: позвони ему, проверь. Он где-то поблизости? Я думаю о своей последней встрече с ним и вспоминаю об охватившем его тогда гневе: это была вспышка негативных эмоций, способная серьезно обжечь любого, кто окажется рядом.
Ему звонили из той больницы? Просили приехать? Он туда не поехал бы – в этом я уверена. Сид испытывает перед подобными учреждениями
Пока кто-нибудь не увидит изувеченное тело Эмили и не поймет, что это вообще-то не я…
Пока эта новость не попадет в газеты…
Пока…
Я прикусываю губу, чтобы перестать думать об Эмили. Мне нужно сосредоточиться. У меня еще будет время для траура – если, конечно, я выберусь из этой заварухи живой.
Я кручу кольцо вокруг пальца. Мне следовало бы попытаться продать его или заложить в ломбарде, когда у меня была такая возможность – там, в нашем городе, – но мне тогда эта мысль в голову не пришла. Кольцо стоит тысячи фунтов. Одна из немногих красивых вещей, которые купил для меня Сид после того, как заработал свой первый миллион.
На четвертый день рождения Полли он устроил для всех нас завтрак в постели – что само по себе было редкостью. Мы к тому моменту уже часто ссорились. Он подолгу отсутствовал дома, потому что его вдруг стали восхвалять и уважать, и он попросту не мог подстроиться под домашнюю жизнь. Внимание к нему со стороны средств массовой информации он воспринимал как огромную нагрузку. Он был настороженным, никому не доверял. Таким стал мой психически измученный Сид.
В то утро, опираясь на подушки на нашей огромной новой кровати и все еще толком не проснувшись, я, засунув себе в рот ложку кукурузных хлопьев, стала жевать их – и едва не сломала себе при этом зуб. Полли очень позабавило то, как я выплюнула сначала молоко, а затем – кольцо с бриллиантами. Вертя его в пальцах и вытирая с него молоко, я уже даже и не думала о своих зубах. Это был редкий жест со стороны Сида, и он имел для меня огромное значение. Показуха тут была ни при чем: Сид не стал бы ради этого покупать ужасно дорогие и красиво ограненные бриллианты в платиновой оправе.
На сегодняшний день кольцо – единственное драгоценное украшение, которое я все еще ношу. Я уже давно перестала надевать свое обручальное кольцо, но вот с этой вещью я расстаться не могу: я все еще крепко связана с ней эмоционально. Она символизирует небольшой промежуток времени, в течение которого я была по-настоящему счастлива.
Может быть, в этом и заключается жизнь. В ней случаются всего лишь небольшие периоды счастья, которые мы должны лелеять в памяти, чтобы как-то пережить мрачные серые дни.
Глядя в окно на один из таких серых дней, я замечаю, что неподалеку припаркован полицейский автомобиль. Значит, где-то поблизости находятся полицейские. Я осознаю, что по-настоящему запаниковала: вела себя как какой-то параноик. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь, объяснить, почему у меня такой странный вид. У полицейских я обычно большой симпатии не вызываю, но тем не менее…
Я принимаю решение.
В общем-то, я довольно ясно представляю себе, что произошло. Уж кто-кто, а я разбираюсь в состоянии шока и его проявлениях. Впав в заблуждение, я каким-то образом убедила саму себя в том, что за мной кто-то охотится, но в действительности это чушь. Произошел несчастный случай. Это был жуткий несчастный случай, и моя любимая Эмили погибла, но тем не менее это был именно несчастный случай, а не что-то еще. Несчастный случай. Мне на глаза наворачиваются слезы.