290 секунд
Шрифт:
Покидаю затворки ресторана через задний выход. Попадаю в плохоосвещенный мрачный, закрытый со всех сторон, старый полужилой двор с разрушенной игровой площадкой. Впереди, за высоким кирпичным забором с колючей проволокой и парой примыкающих к нему заброшенных гаражей, проносится электропоезд.
В кромешной тьме, мерцая в бликах окон проносящейся электрички, моё внимание привлекает фигура мужчины, копошащаяся на гаражах. Гипнотизер!
Я рысцой пересекаю двор, запнувшись о корягу, чуть не падаю в открытый
Шум только что пронесшегося электропоезда тает вдали. Тусклого освещения болтающегося фонаря достаточно, чтобы увидеть за забором пять или шесть рельсовых путей и бегущего через них человека в синей куртке.
– Дурнев! – кричу я во всю глотку.
Беглец замирает на месте.
Я делаю два шага назад, чтобы набрать скорость для разгона по крыше, и, не задев, колючей проволоки – падаю в прыжке на мокрую скользкую гальку на путях. Боже, моё колено!
Дальше бежать я уже точно не смогу.
Дурнев смотрит на меня озадаченно, я поднимаюсь и, прихрамывая, ковыляю к нему. Наконец, мы стоим по разные стороны одного пути, каждый у «своего» рельса. Изучаем друг друга.
– Брось это! – Гипнотизер направляет на меня пистолет и кивает дулом на длинное широкое лезвие ножа в моей руке, – на мамонта что ли собрался?
Я роняю европейского шефа и носком ботинка отпинываю его вдаль, слегка приподнимаю руки в стороны.
– Ты вообще, что за клоун? – Дурнев морщится от стекающих с волос по лицу колючих струй талой от снежинок воды.
– У нас есть кое-что общее с тобой, то, о чем ты редко или никогда никому не рассказываешь.
Гипнотизер задумывается о чем-то на время:
– Подойди чуть ближе на свет, – командует мне.
Делаю полшага вперед, так, что ненормальный фонарь, подвешенный чуть выше контактного провода электропоезда, оказывается прямо над моей головой.
– Подожди-ка, – Дурнев всматривается мне в лицо, сверяется с крупной составной наколкой на тыльной стороне левой ладони, потом кидает удивленный взгляд на наколку на правой, роется в кармане куртки, достает помятые квадратные фотографии, глядит на них, потом на меня:
– Ромка? Брат, ты нашел меня!
Дурнев опускает пистолет и второй рукой протягивает мне уже изрядно успевшие намокнуть фотоснимки.
Я подозрительно принимаю их. На каждом из них в разных декорациях крупным планом улыбаются две довольные монохромные детские физиономии, одна из них точно моя, а вторая, я присматриваюсь, маленького Дурнева. Да, это так. Ошибки быть не может.
– Но, – я пытаюсь подобрать слова, – как это возможно?
– Ещё как возможно, брат, – кажется, он светится от счастья.
– У нас даже фамилии разные,
– Не бред! Пару лет назад, когда всё только началось, я ездил к матери, она меня даже не признала. Я и сам бы ни за что тебя не вспомнил, если бы не фотоальбомы в моей комнате.
– Я ушел из дома, когда мне было 14. Мы тогда с матерью здорово повздорили, я точно помню, что она оставалась одна, – я пытаюсь собраться, но свалившаяся каша новостей не укладывается в голове.
– А я ушел только в 18 и вообще не помню тебя. Может у нас разные отцы просто. Эта штука здорово память стирает. Скажи же!
– Извини, я не разделяю твой восторг, – я чувствую себя каким-то обманутым.
– Я себе контурной машинкой даже подсказаньки напортачил, – Дурнев демонстрирует татуировки поверх кистей, – чтобы тебя не забыть! Видишь, я знаю о тебе больше, чем ты обо мне!
В таких ситуациях в кино обычно звукорежиссером нагнетается драматическая музыка, монтажер, как может, укрупняет план, чтобы подчеркнуть эмоциональность момента.
Я заглядываю внутрь себя и понимаю, что вся эта канитель, даже если она и является правдой, а этот вооруженный человек – действительно мой брат, – всё это мне безраздельно и безоговорочно безразлично.
Мне всё равно. Я смотрю на него в упор и не чувствую ничего.
По барабану, будь этот преступник хоть внучатым шурином соседского мопса.
Я пытаюсь поменять ход беседы в более продуктивное русло:
– Сергей, откуда это у нас?
– Что именно?
– Проблемы с взаимодействием с людьми. Почему нас не помнят?
Дурнев вынимает из брюк телефон, копается в меню, слегка нагибаясь вперед, протягивает через рельсы мне:
– Я уже сотни раз смотрел, может, ты вспомнишь, где это было?На экране айфона во встроенном медиапроигрывателе запускается видеоролик с сильными помехами и прыгающей картинкой.
Дурнев в каске, с веревкой через плечо, экипированный для горных восхождений, наигранно вещает в камеру:
– Уважаемые друзья, наверно это мой последний репортаж…
– Серега, не наговаривай, – слышу свой собственный голос на фоне.
Камера меняет ракурс и наезжает на меня, зависающего на отвесной скале, машу в кадр.
– Готов? – спрашивает Дурнев.
– Да, чур, я первый.
– А вот и нет, – камера начинает трястись и в кадр попадает углубление в боковом рельефе скалы, напоминающее пещеру.
Сергей отстегивает карабин и, не прекращая снимать, заползает внутрь.
– Ну что там, золото есть? – по-видимому, заползая следом, я спрашиваю на глухом фоне.
– Темно как в, бл…., – динамик телефона хрипит от сильного крика Сергея.
Камеру жутко трясет. Помехи. Ролик обрывается.