3 ангела и половинка

Панасенко Оксана

Сердце Айрона заболело, зашимело. Он схватился со всей силы за грудь. Поджал ноги. Ему было плохо. Больно. А когда приземлился на землю, на одно колено, то крылья, обхватили его в кокон. Спустя несколько минут в резком рывке раскрылись. Айрон медленно поднял голову. Открыл глаза. В нем что-то изменилось. Глаза. Один из них был сапфировый, другой – изумрудный. Ошейник на моей шее разломался, и я почувствовала свободу. Глубоко продохнула, приложив руку к шее. Облокачиваясь на поручень балкона руками, с тяжестью приподнялась.

– Микиэль! Микиэль! –

закричала я, крутя головой, где делся он, все же не бросая надежд, что он остался жив, - Что ты с ним сделал, Айрон? – злорадно.

– Кто здесь Айрон? – спросил Айрон, взмахнул крыльями и оказался на балконе около меня. Он подошел ко мне ближе, и я в страхе отступилась назад. Но, балкон был настолько мал, что пару шагов и я остановилась. Положил на щеки ладони, а большими пальцами нежно водя у глаз, заглянул в мои глаза, я - в его. Но в них не было больше жестокости и злобы, а безмерная доброта.

– Микиэль? – прошептала я.

Он улыбнулся.

Я от радости повесилась к нему на шею и пригрелась щекой к его щеке.

– Ей! – возразил Квенсент.

– Это Микиэль. Микиэль! – закричала ему радостно я, махая поднятой рукой со всей силы.

– Правда? – с недоверием, спросил Квенсент.

– Еге-ге-гей! – замахал рукой Микиэль, повернувшись к Квенсенту, доказывая правоту истинны.

После, Микиэль заморгал глазами. Опустил калебяще руку. Положил на мое плечо голову, закрыл глаза и сказал:

– Я устал. Я хочу спать.

И мгновенно уснул.

Быстро поднявшись на балкон на мой зов, Квенсент положил спящего Микиэля на свою спину и отнес в первую попавшуюся комнату с кроватью. Я сопровождала, беспокоилась. Позабыв о собственном недомогание, боли в ногах, почему-то, боли в животе.

Когда Квенсент уложил его в постель, я накрыла его одеялом. И мы вышли в коридор. Чтобы не оставаться там, заглянули в противоположно расположенную комнату. Ею оказалась еще одна жилая комната, и как, по-видимому, принадлежащая женщине. У окна прялка. Куча книг. Мягкая постель с красным покрывалом. Письменный стол с чернильницей и пером, чистым листом. Около него стопочка исписанных красивым почерком стихами о любви.

Лишь увидев кровать, я присела на нее, но постыдилась прилечь. Хотя, очень хотелось. Закрыла глаза и тяжело вздохнула. Квенсент присел рядом. Посмотрел на мое лицо, опустил плавно взгляд ниже, на шею, не сдержался, поинтересовался спросом. Одновременно прикоснулся пальцем к синеватому следу от ошейника.

– Что это?

– Ничего, - ответила я кратко, открывая глаза, и махом тыльной стороны ладони оттолкнула его руку от шеи.

– Больно?

– Нет, - в следующую долю минисекунды мои глаза задрожали, налились слезами, остановились в одной точке на коленях, и призналась, - Больно. Очень больно. Каждое мгновение. Каждую попытку взглотнуть слюну.

Сейчас в голове в Квенсента кружился еще один вопрос, как я могла целоваться с Айроном, и был ли это единственный раз, но решил отложить эту тему, посчитав,

что будет не вовремя, что мне и так сейчас плохо, и поэтому, постарался успокоить. Положил мне на голову руку, словно надел шляпу, и мое нытье резко застыло. Я замолчала, а в душе стало легче.

– Тебе нужно отдохнуть, как и Микиэлю, - посоветовал Квенсент, поднявшись с постели, - Ложись, отдохни немного. А я посижу на том стуле у окна и покараулю твой сон.

– Правда? – ложась, подложила под щеку руки.

– Разве я когда-либо не сдерживал обещание?

Я, пожав плечами, улыбнулась. Закрыла глаза и уснула.

Микиэль проснувшись, поднялся с кровати и подошел к комоду, на котором стоял кувшин с водой, стакан и фарфоровая миска для умывания. У Микиэля болели глаза, и он хотел их ополоснуть водой. Посмотрел в висящее над комодом зеркало в золотой раме и застыл. Второй его глаз, изумрудный, изменился на сапфировый, и, не смотря, что он сам стоял спокойно и неподвижно, его зеркальное отображение самовольно зашевелилось и заговорило:

– И долго ты собираешься скрывать? – спросило ехидно смеящееся зеркальное отображение, - Неужели ты думал, что от меня так возможно легко избавиться?

Микиэль растерялся. Испугался.

– Нет. Ты не можешь быть…Я тебя победил, - возразил Микиэль.

– Думаешь? Почему тогда я здесь? Еще не закончилось совершенное слияние. Еще чуть-чуть и Жестокий Ангел заживет, как прежде. Будет рушить, убивать и крушить. Ха-ха!

– Не позволю! Я выгоню тебя из себя, - стукнул по зеркалу, - Я победил тебя раз, победю и во второй.

– Ты хоть соображаешь, с кем говоришь? – голос зеркального отображения огрубел. Его рука поднялась к шее и в тоже время Микиэль поднял свою. Схватил за шею и стал давить, - Я сильнейший из нас двоих. Так что помалкивай. Дворняга! – толкнул рукой вперед. Микиэль толкнул и своей рукой, но его чувства были таковы, что толкнули его, и он упал на пол.

Поднявшись, сел на стул с подлокотниками. Стул находился напротив зеркала, а зеркало достаточно большим, чтобы захватить размеры стула, и сидящего на стуле Микиэля. Микиэль сидел прямо, облокотив спину на спинку, а руки положил на подлокотники, в то время как его зеркальное отображение, заложило ногу на ногу, одну руку положило на подлокотник, а вторую – на колено и под подбородок.

– А теперь. Давай поговорим о Немфее. Как она? Я за ней соскучился, - улыбаясь, спросило зеркальное отображение.

– Нормально. Благодаря милости Господа, - холодно, недовольно.

– Ты ее любишь?

Глаза Микиэля округлились. Вопрос загнал в тупик.

– Она мне дорога, - твердо скрывая нахлынувшиеся светлые теплые воспоминания обо мне, где я улыбаюсь, где смотрю ему в глаза, где с лаской произношу его имя: «Микиэль», где сплю под деревом, положив ему на плечо голову, где читаю ему книгу под деревом, где, вжившись переживаниями сюжета театральной постановки во время посещения театра, как схватил меня за руку.