30 дней
Шрифт:
– Это всё, что ты хотела мне сказать? – полюбопытствовал водник.
– Нет, – мотнула я головой и выпалила: – Я не трус! И если осмелишься еще раз оскорбить меня, сильно пожалеешь.
– И что же ты можешь мне сделать, Игнис? Быть может, оглушишь визгом или выцарапаешь глаза?
Мне показалось, что меня сначала макнули в ледяную воду, затем обдали кипятком. Жар разлился по телу, опалил щеки, и желание броситься на Аквея с кулаками я удержала лишь усилием воли. Кое-как справившись с ненужными эмоциями, я заставила себя вздернуть подбородок и холодно ответить:
– Значит, такова великая мораль добра – ударить безногого калеку по оставшимся
Хотела развернуть коня и вернуться на свое место, но Скай перехватил поводья, и теперь иронию в его глазах сменила злость. Он подался ко мне и произнес тихо, но в этом негромком звуке его голоса зазвенел металл:
– Ты хочешь рассказать мне о милосердии? Проводишь параллели? Тогда ответь мне, умница Игнис, почему ты просто не всадила нож в сердце Эйвилу? Зачем ты заставила его корчиться на полу, орать и рыдать, словно малое дитя? Зачем держала меня в темнице и терзала столько времени? Почему не приказала стражнику снести мне голову, как бедняге Лайнсу? – Я открыла рот, но не нашла, что ответить. Сказать с усмешкой: «Я же темная»? Так не я ли сама только что утверждала, что убью сразу? – Разве я лишил тебя силы, чтобы сейчас ты злилась на меня? Не твой ли обожаемый господин превратил тебя в беззащитного младенца? И за что? Постой! Я вспомнил – за твою собственную затею. То есть ты обиделась на меня за то, что решила опоить своей кровью, едва не отдалась мне, нарушив запреты Вечного, а после получила заслуженную кару, а я случайно напомнил тебе о твоей неосмотрительной выходке? Ах, мерзавец, да как я смел?
– Случайно? – взвилась я. – Ты ударил намеренно…
– Не суди по себе, – оборвал меня Скай. – У меня не было намерения обидеть тебя. Наш утренний разговор расстроил тебя, и твой несчастный вид…
– Несчастный вид?! С чего ты решил, что у меня несчастный вид?
– Да ты бы видела себя, – немного повысил голос водник. – В глазах тоска, потерянная…
– Да ты ополоумел, светлый? – издевательски рассмеялась я. – С чего бы мне быть потерянной? Я твердо знаю, кто я и что мне нужно от жизни…
– И поэтому со слезами сбежала, как только я задал неудобные вопросы…
– Ты говорил чушь! С чего бы мне рыдать? Если только от жалости к тебе…
– Разумеется, чушь, – теперь издевательски хохотнул Аквей. – А глаза у тебя слезились от ветра…
– Да что тебе дались мои слезы?! Какое тебе вообще до меня дело?
– Да не было никакого, пока ты не вздумала опоить меня!
– Господин…
– Что?! – мы со Скаем одновременно обернулись к подъехавшему воину.
– Вы слишком громко кричите друг на друга, – мужчина поежился, но все-таки решился продолжить: – Мы уже въехали на земли тригов. Не сочтите за дерзость, леор Аквей, но нам бы шуметь поменьше.
– Тьма, – выругался сквозь зубы Скай. – Я услышал тебя, Раф.
Я нахмурилась, вспоминая, кто такие триги. О том, что мы с водником орали друг на друга на глазах его отряда, я постаралась не думать, уж больно это напоминало семейный скандал, жуть какая. Мотнув головой, я вернулась к таинственным тригам.
– Полулюди, полузвери, – словно услышав мои мысли, произнес Аквей. – С них ничего не возьмешь, так что вряд ли ими интересовался твой рыжий. У них и разум-то как у младенцев. Живут по звериным законам. Есть вожак – сильнейшая особь в племени, все самки
– Дикость какая, – я передернула плечами.
– Ну, конечно, – усмехнулся Скайрен. – Ты это им и объяснишь, если нас уже ожидает засада. Твои вопли разве глухой не услышал.
– А ты у нас тихий ручеек, – язвительно ответила я, – и не драл тут глотку, словно раненный в зад медведь.
– Отлично, мы переходим на новую ступень взаимоотношений, – с пафосом воскликнул водник, воздев руки к небу, и закончил тише и ворчливо: – Этого еще не хватало.
– Вот и помолчи, – фыркнув, я накинула на голову капюшон и показала, что разговор окончен.
Отряд возобновил путь. Теперь я оказалась в его центре. На меня старались не смотреть, и это мне тоже было понятно. Оружия мне никто давать не собирался, и не потому, что я женщина, а как раз потому, что обращаться с оружием я умела. Не доверяли мне водники, и, в общем-то, я их за это не осуждала. Знай я, что Вайторис встретит меня с распростертыми объятьями, и имей возможность добраться до него, глотки бы перерезала всем, кто пытался меня задержать, без сожаления и жалости. Но пока над моей головой висело новое наказание, которое я, возможно, не переживу, я по-прежнему собиралась оставаться хорошей девочкой. А хороших девочек принято защищать, вот и пусть защищают. И пускай воины воротили от меня носы, но приказ господина нарушать не осмеливались. Меня это вполне устраивало.
Скайрен вывел своих людей к широкому лугу, остановился на его кромке, поднял вверх руку и замер, явно прощупывая пространство. После свернул налево и направил коня к рощице, росшей на берегу широкого оврага. Здесь он снова остановился, мотнул головой и показал, что мы возвращаемся.
– Пожри их Тьма, – выругался рядом Войт.
Я повернула к нему голову, и мой поклонник, бросив на товарищей быстрый взгляд, все-таки пояснил:
– И на лугу засада, и в овраге. Но на поле особей меньше, раз Скай ведет нас обратно.
– Триги обладают магией? – спросила я.
– Нет. Они не чувствуют токов магии, – ответил Войтер.
– Тогда в чем дело? С силой Ская, плюс вы, положить зверье недолго.
– Чего еще ожидать от убийцы, – проворчал один из воинов, ни к кому не обращаясь.
Я сделала вид, что не слышу, но взгляд от Войта не отвела, ожидая пояснений. Он коротко вздохнул, однако ответил:
– Триги – существа не магические, применять против них магию – преступление. Это как обидеть младенца. Если нам доводится с ними встретиться, мы сражаемся оружием. Если эти существа были сотворены Создателями, значит, мы не имеем права уничтожить племя под корень. Мы ведь не убийцы, Игнис.
– Зачем тратить столько слов на ту, кто привык отнимать жизнь даже у тех, кто не может себя защитить? – произнес еще один воин.
Мне стоило промолчать, но слова мужчины вдруг царапнули, и я ответила, не оборачиваясь к нему:
– Я исполняю волю моего Господина. Я его разящий клинок…
– Ну да, – усмехнулся третий воин, – о чем думает дубина, когда ее опускают на чью-то голову?
– А ни о чем, – хмыкнул четвертый, – нет у дубины разума. Хозяин махнул, дубина ударила.
– Верно, – я поправила капюшон, неосознанно натягивая его глубже, – дубина не думает, но раскроить череп может, лишь когда ее направляет верная рука. Мой Господин велик и могущественен. Он не ошибается, нанося удар, и если я вершу его суд, значит, он справедлив. Это истинно.