300 спартанцев.

Харламова Наталья Олеговна

Он отчётливо вспомнил и осмыслил события последних месяцев своей жизни. Эти мучительные воспоминания преследовали его, не давая спокойно спать и есть. Гнев и обида терзали его, как хищные птицы терзают добычу. Помолчав, Демарат поведал царю и его сотрапезникам о том, как постигло его несчастье и какую роль сыграли в этом эфоры, Клеомен и пифия.

Глава 4

Роковой оракул

–  Отец мой Аристон происходил из ветви, идущей от Эврисфена. Он был отважен и справедлив, и потому снискал уважение всех граждан. Одна у него была беда — боги не давали ему потомства. По настоянию эфоров он вынужден был оставить первую свою жену и жениться во второй раз. Но и этот

брак не принёс ему желаемого — вторая жена тоже не смогла родить ему ребёнка. Сколько он ни умолял богов, ни приносил жертв, сколько ни вопрошал оракула — всё так же безрезультатно. Он уже совсем отчаялся иметь наследника, как произошли следующие события, в результате которых я и появился на свет. У моего отца, царя Аристона, был друг, с которым они были неразлучны. Но боги, всегда завидующие человеческому счастью, особенно же — дружбе и согласию между людьми, устроили так, что у них возникла вражда из-за женщины. Дело в том, что у друга моего отца была жена редкой красоты. Причём красотой её наделила, как рассказывают, сама Елена, дочь Зевса. И вот каким образом. Девочка родилась в богатой семье, но на редкость безобразная — всё лицо и тело её покрывала ужасная тёмная короста. Родители очень страдали и таили несчастное дитя от людей. Кормилица стала ежедневно приносить девочку в святилище Елены, умоляя дочь Леды даровать малышке красоту. Однажды, когда она покидала святилище, предстала ей незнакомая женщина очень высокого роста и вся завёрнутая в покрывало. Она спросила кормилицу, что она держит в руках. Та ответила, что это младенец. «Покажи мне малышку», — попросила женщина.

Кормилице же родители строжайше запретили показывать девочку посторонним, чтобы никто не узнал об их несчастье. Однако будто повинуясь какому-то внушению, она развернула пелёнки и показала несчастного младенца женщине. Та погладила девочку по головке и сказала, что она будет прекраснейшей женщиной в Спарте. Так оно и случилось. Вскоре ужасная короста сошла с лица и тела ребёнка, девочка стала хорошеть день ото дня, пока не расцвела и, достигнув брачного возраста, не превратилась в исключительную красавицу. Когда мой отец увидел жену друга, им овладела неудержимая страсть к ней, её красота преследовала его день и ночь. И он понял, что не будет иметь покоя, пока не соединится с этой женщиной. Понимая, что друг никогда не согласится отпустить её и отдать ему, мой отец придумал следующее: он обещал подарить другу любую вещь из своего имущества, которую тот пожелает, а взамен просил его о такой же услуге. Этот договор друзья скрепили клятвой. Ничего не подозревавший друг царя, желая сделать подарок прекрасной своей супруге, выбрал драгоценное украшение, которое Аристон с радостью ему отдал. Потом наступила очередь моего отца требовать ответного дара. Он попросил отдать ему жену. Тот никак не ожидал такого поворота дела и долго отказывался, но из-за клятвы вынужден был уступить. Эта женщина и стала моей матерью.

Обстоятельства же моего рождения были следующие. Мой отец отпустил свою вторую супругу, которая тоже не смогла подарить ему потомства, и взял в жёны мою мать. После того как они сочетались браком, по прошествии времени она разрешилась от бремени и родила меня. Отец заседал в совете, когда ему принесли весть о рождении сына. И поскольку не прошло положенного обычно срока со времени их брака, то он в досаде воскликнул, подсчитав месяцы по пальцам: «Это не мой сын!». Эфоры, которые присутствовали при этом, так обрадовались рождению у царя мальчика после стольких лет бесплодных ожиданий, что не обратили на этот опрометчивый возглас никакого внимания. Весь народ, любивший и почитавший моего отца, ликовал. Вскоре Аристон убедился, что ошибся в своих подозрениях, моё сходство с ним не оставляло ни у кого никаких сомнений в моём происхождении.

И вот спустя столько лет, после того как я уже несколько лет царствовал, наследовав отцу, мой соправитель Клеомен, раздосадованный последней особенно ожесточённой ссорой, решил с помощью козней лишить меня престола. Он припомнил тот неосторожный возглас моего отца и стал утверждать, что я не являюсь сыном Аристона. Тогда призвали эфоров, которые присутствовали на совете, когда пришло известие о моём рождении, и расспросили их. Они подтвердили, что так оно всё и было. Затем решено было послать в Дельфы, узнать, что скажет оракул. Пифия возвестила, что я не сын Аристона. В отчаянье я бросился домой и, совершив жертвоприношение Зевсу, позвал мать. Она пришла. Я вложил ей в руку кусок внутренностей жертвенного животного и стал заклинать сказать мне правду — кто мой настоящий отец. Ведь в Спарте повсюду ходила молва,

что Аристон не способен иметь потомство, иначе две другие жены родили бы ему сына. Моя мать поклялась мне, что я сын царя. «Если только кто-нибудь из богов не принял облика Аристона, — прибавила она, — чтобы зачать тебя. Кто знает? Говорят, такие случаи бывали. Могу поклясться, что я пришла в дом твоего отца, не имея плода, а ты из-за моей неосторожности родился преждевременно — семи месяцев. Ты был очень слаб, и мы боялись, что ты не будешь жить, но спартанские кормилицы — лучшие во всём мире. Мы выходили тебя, и вскоре ты окреп настолько, что превосходил ростом и статью своих сверстников».

У меня был дальний родственник Левтихид, у которого я перед свадьбой похитил невесту, сделав её своей супругой. В нашей стране обычаи не возбраняют похищать девушек, если цель благородна и чиста. Более того, это приветствуется. К тому же я действовал с согласия самой девушки и её отца. Поскольку он уже дал слово Левтихиду, то не мог самовольно разрушить помолвку, но не возражал, если мне удастся похитить Перкалу. Так я и сделал. Левтихид затаил злобу и ждал случая отомстить. И он его дождался. В сговоре с Клеоменом он, лишив меня власти, сам стал царём. Ему мало было моего унижения, он хотел торжествовать победу и не переставал издеваться надо мной. Однажды он послал спросить меня, как мне нравится новое моё положение. Я не мог более сносить такого унижения и понял, что не в силах оставаться в Спарте. Тот, кто царствовал, не может жить как частное лицо в своём царстве. Вот почему я решил бежать. Левтихид следил за каждым моим шагом. Мне стоило большого труда обмануть его и уехать из Спарты. Я сказал эфорам, что желаю вопросить оракула. Меня с большой неохотой отпустили, при этом мне не позволили взять с собой жену и детей, их оставили в качестве заложников. Мне пришлось бежать одному. И вот я здесь, одинокий изгнанник, лишившийся всего — отечества, царства, любимой супруги, детей. Но, видно, такова воля бессмертных богов, которые правят нашими судьбами.

Глава 5

Жизнь при дворе

Закончив рассказ, глубоко опечаленный царь Спарты вздохнул и опустил глаза вниз, вновь переживая нестерпимое унижение, которое он испытал. Дарий был растроган его рассказом и в знак своего расположения послал ему золотую чашу. Слуга подошёл к Демарату и торжественно возвестил:

–  Великий царь и наш повелитель жалует тебе этот кубок. Это знак, что отныне ты принят в число сотрапезников царя, а значит, и его близких друзей. Это великая честь, которую царь оказывает лишь избранным.

Демарат поклонился Дарию в благодарность за оказанную ему милость. Дарий произнёс:

–  Бедный мой друг, твоя повесть глубоко растрогала и опечалила меня. Чувство справедливости, свойственное всем персидским царям, на чём и основано могущество нашего царства, это чувство побуждает меня отомстить твоим обидчикам. Ты ещё будешь царствовать в своей Спарте, я верну тебе трон и почести, а этого выскочку Левтихида велю казнить. Ещё я дарую тебе как моему другу и сотрапезнику под управление несколько городов: один — на хлеб, один — на приправы, затем два — на вооружение и ещё три — на украшения. Если ты захочешь, то можешь навсегда остаться в Персии и быть моим другом, однако, если пожелаешь, то можешь вернуться в Спарту, после того как мы отомстим за тебя! Итак, в поход! Демарат, друг наш, мы отомстим ненавистным афинянам и твоим обидчикам в Спарте.

Задумчивый и утомлённый возвращался Демарат с царского пира. Приём, оказанный ему царём, превзошёл все его ожидания. Измученный событиями этого дня, он уснул и проспал так долго, что солнце уже давно взошло, что было совсем не в его привычках. Ведь все спартанцы просыпаются на заре и начинают день с физических упражнений. В это утро Демарату пришлось отступить от обычного распорядка. Излишества в еде и вине предыдущей ночи вызывали чувство тяжести во всём теле и сонливость.

Ему предстояло вступить в новую жизнь — жизнь персидского вельможи.

«Нет, — подумал Демарат, — так дальше продолжаться не может. Я согласен быть персидским сатрапом, но ни за что не изменю своим спартанским обычаям. Так недолго стать расслабленным настолько, что мои слуги-илоты смогут справиться со мной как с ребёнком. Ячменная лепёшка и кусок зажаренного на вертеле мяса — вполне достаточно, чтобы утолить голод, а все эти соусы, пряности, восточные изысканные блюда — не для спартанского желудка. Быть сотрапезником царя хотя и почётно, но небезопасно для нашей доблести».