33 несчастья для математика
Шрифт:
Мозг гораздо сексуальней груди третьего размера.
Дана тоже была такая, светловолосый ангел с милым лицом и умными глазами. Нежный, мягкий и насквозь лживый.
Воспоминание об измене, с момента которой не прошло и недели, отрезвляет.
– Спор, – на выдохе признаётся выпускница, отстраняясь и фокусируя взгляд. Всё-таки близорукость. – Илья Глебович, простите, это просто дурацкая шутка…
Шутка, может, и правда дурацкая, но на её месте извиняться я бы не стал. Потому что Морозовой понравилось, хотя вряд ли сильнее, чем мне.
– Жень,
Спор.
Нормальная ситуация в этом гадюшнике. За почти десять лет практики бывало и не такое. И мне так и не удалось понять, кто тупее, студенты или преподаватели – и те, и другие стабильно держат планку. Вон и группа Морозовой стоит охреневшая у дверей в строительный корпус, а блондинка-заводила, фамилию которой мне даже вспоминать лень, сверлит спину девушки в моих руках откровенно нехорошим взглядом.
– Садись, Морозова. – Демонстративно и аккуратно заправив выбившийся от ветра локон ей за ухо, хмыкаю я. И отклоняюсь, чтобы достать второй шлем.
– Я?!
– Ты, Морозова. – Только отпустив её, разлохматившуюся и разгорячённую после неожиданного для обоих поцелуя, замечаю, что на улице похолодало и застёгиваю куртку. – Или хочешь вернуться к друзьям? – Последнее слово – с нескрываемой насмешкой.
Нервно обернувшись, она решительно собирает волосы резинкой. В хвост.
Мор-р-озова…
– Нет. А к-куда вы?..
Клинит меня конкретно, потому что в голове, кроме собственной спальни и вариантов-то не остаётся. Вот только неделя без секса не тот срок, чтобы начать кидаться на собственных студенток. Пусть даже настолько в моём вкусе.
– Домой, Морозова. К тебе домой, – фыркаю я, перекинув ногу через байк. – Заодно проведу индивидуальный факультатив о глупых спорах, реакции на них взрослых дядей и последующей сдаче экзаменов.
Мой выжидающий взгляд сталкивается с её и Морозова резким движением надевает шлем на голову. Господи ты боже мой! Не убила хоть симпатичную мордашку? А то всякое бывало. Фыркнув, поправляю на ней застёжки.
– А я сдам? – Вопрос, надежду в котором не может приглушить даже стекло шлема.
– Сдашь, Морозова, расслабься. – Свой шлем я надеваю на автомате. – Адрес говори.
Высокий кованый забор отделяет двор новой высотки от стоящих вокруг пятиэтажек. Из-за спины показывается рука с брелком, слышится щелчок и ворота начинают разъезжаться в разные стороны. Студенческим общежитием тут и не пахнет, а значит, хорошая девочка хороших родителей.
Снова остановившись уже у второго подъезда, я глушу движок.
– Всё, Морозова, приехали. – Вздохнув, помогаю ей слезть и снять шлем, под которым оказывается она сама, смущённая и взъерошенная.
Длинные светлые ресницы, огромные глаза и покусанные губы вместо того, чтобы двинуть по моим непомерно
– Спасибо, Илья Глебович! – Интересно, она бы и после секса называла меня по имени-отчеству? Тпру, зорька! Снова не туда. – А вы?
– А я, Морозова, поехал.
Лишний шлем убран, подножка тоже. Руки, слава богу, при себе и вместо тонкой талии ложатся на руль, хотя картинка с Морозовой между моих ног, как двадцать минут назад, выглядит какой-то неадекватно впечатляющей.
– Подождите! – Две покрасневшие и замёрзшие узкие ладони хватают меня за рукав. Чтоб тебя, Морозова! Неужели так сложно было надеть перчатки?! Раздражённо выдохнув, поднимаю на неё взгляд. – Илья Глебович, я хотела сказать вам спасибо. Большое, за то, что довезли и за… остальное.
Растрепавшиеся после шлема волосы лезут Морозовой, покрасневшей то ли от холода, то ли от смущения, в лицо. Она отмахивается, убирая их с глаз, и кажется ещё наивней, моложе и глупее.
И вот, честно говоря, лучшее, что она может сейчас сделать – скрыться за пластиковой дверью подъезда с оранжевой цифрой «два», но хорошие девочки так ведь не умеют.
– Правда, спасибо вам, вы меня спасли! И… – прикусив губу, в этот раз она точно смущается. – Давайте я вас хотя бы чаем напою. Или кофе. С тортом.
Морозова!.. Знала бы ты какой торт у меня в голове после твоей выходки! Настолько сладкий, что приглашение на чай точно лишнее, и разом встрепенувшееся либидо это только подтверждает. А у меня и без связей со студентками проблем выше крыши.
– Илья Глебович, вы мне так помогли… Если бы вы не… – Что именно «не» понятно по, запнувшейся на середине фразы, Морозовой. – И дело даже не в споре, просто… – Она неопределённо взмахивает рукой и просто смотрит.
Огромными зелёными-презелёными глазами. Наивными до зубовного скрежета и это на выпускном-то курсе!
И хуже, в первую очередь для неё, что такие глаза я уже видел. Давно. В первом своём летнем лагере с первой своей любовью. Привет, Маша Левадина, давно не виделись.
– И что, вкусный торт? – Руки отпускают руль практически без участия мозга.
Долбаный ты интеграл. А ну-ка быстро вспомнил, что ты старпёр, преподаватель и вообще не лучший собеседник для чаепития!
– Очень! – И счастливая улыбка во все тридцать два. Полный финиш. – Сегодняшний, утром покупала.
– Ну, раз утром…
Удобные у них парковки.
Неплохое, кстати, оправдание, надо запомнить. С другой стороны, помощь была? Была. Экзамен будет? Будет, и я даже не припомню Морозовой этот идиотский финт. Так почему бы и не согреться чаем… С тортом. И, чувствуя себя лисом, лезущим в курятник, я поднимаюсь вслед за ней сначала на крыльцо, а потом к лифту.
Морозова, которая, вот совпадение, тоже Маша, успокаивается и расслабляется, оказываясь в родных стенах.
– Вот вешалка. – Стряхнув с себя пальто и высокие сапоги, показывает она. – Ванная налево. Вы чай будете или кофе?