34 города
Шрифт:
– А что здесь написано? – интересуется голубоглазый подросток.
– Надежда.
– Мммм.
Все смотрят на меня.
– Вы не хотите меня побить за это? – меня как-то это очень интересует, раньше же надо было пояснять за «Фред Перри» или «Стоун Айленд», если ты не гоняешь за правых, а тут у меня целая татуха на языке, которым написан священный Коран, а я не мусульманин.
– Нет, не хотим, просто интересно, – спокойно отвечают парни.
Я улыбаюсь,
Омар начинает снимать Абдула, как тот ловко запрыгивает на своего тренера и валит его на маты. Со стороны выглядит утонченно и выверенно, как балет, но при этом сильно.
– А расскажи, кто вы, кого снимать приехали, – подходит ко мне владелец зала с телефоном в руке.
– Аааа, ну давай, – я что-то неловко говорю на камеру. Как непривычно быть тем, кто привез событие после долгого месяца в пустоте окраины, где главное событие – скидка на комбо с коричной булочкой.
Мне почему-то хочется обнять огромную человекоподобную грушу для борцов, я долго себя сдерживаю и просто кручусь рядом, не хочу показаться каким-то странным, все ее душат, а я обнимать буду. Но потом все, я обнимаю ее.
Омар наснимал сотни вариаций на тему удушения Абдулом своего наставника, и мы поехали со всей борцовской компанией в Шамилькалу – село, которое стоит на берегу зеленого Ирганайского водохранилища. В тех захватывающих местах жил имам Шамиль – местный герой, что долго боролся с Российской империей, но в итоге заключил мир. Я думаю, он был мудрым и сильным человеком.
Мы влетаем в длинный тоннель, что ведет к водохранилищу, он самый большой в России, пока едешь, можно пол-альбома местного певца-даргинца Рассвета послушать. На выезде из тоннеля горы и солнце ярким огнем обжигают сетчатку. Ступеньки серпантинов катятся вниз лавиной, а мы вместе с ними, едва успевая фоткать виды, каждый поворот – новая картинка на рабочий стол и возглас восторга громкостью на всю душу.
Мы останавливаемся на краю смотровой площадки, что обрывается вниз к плещущимся водам Ирганая. Известняк крошится под ногами, как халва.
Омар решает заснять Абдула с коптера. Абдул побежит вдоль дороги, а Омар над ним полетает. Гениальный план – если не считать того, что Омар пользовался дроном пару раз за свою кипящую жизнь. Поначалу Омар чуть не сбривает коптером меня, фоткающего безразличную высокогорную кошку. Предупреждение горных богов не доходит до Омара, и он решает полетать прямо над трассой, достаточно высоко, чтобы пропустить легковушку, но слишком низко для фуры, мчащей на всей скорости. Бум! Хрясь-хрясь-хрясь – полетели ошметки коптера после рокового поцелуя с грузовиком. Фура скрывается
Дэн озадачен, в его голове тарахтит калькулятор – «где починить, заменить». Нам снимать еще полтора месяца, и коптер нам очень нужен. Я беспокоен и счастлив, что мы живы, но недолго.
Распрощавшись с Абдулом и компанией, наш пожилой таксист останавливается на заправке на краю обрыва. Я вижу, как пейзаж за окном поплыл, будто мы тронулись на прогулочном теплоходике. Может, я мало спал и устал? У меня глюки? Нет! Пейзаж как-то быстро начинает плыть, приближая старый фордик к краю пропасти. Дергаю ручник – спасены. Дэн возвращается из чертогов разума, где он представлял, как создает из обломков нашего «Мавика» Франкенштейна. Водитель подбегает к нам и удивляется, как это так у него внезапно шланг до бензобака не дотянулся. Всю ночную дорогу до Махачкалы Дэн и Омар молятся, чтобы я следил за водителем. Я слежу, мизинцами перебирая каждый поворот на серпантине.
Ночью в Махачкале мы теряемся во дворах в поисках мастера по починке коптеров. Остатки «Мавика» отдаем с надеждой местному гению полевой инженерии.
За ужином моя голова раздувается от впечатлений, а живот от сытного хинкала – большого куска мяса с постным тестом, что макают в бульон.
Мы выпиваем за то, что живы, все, кроме «Мавика», и удачу в нашем большом приключении, которое только началось.
Глава 8
У ресторана к нам подъезжает «Приора» – в ней какой-то дальний родственник Омара, что привез ему травы в пачке сигарет. Я соглашаюсь покурить с парнями в знак уважения, хотя траву пробовал пару раз в жизни. Мы устраиваемся в беседке у отеля, меня не берет, разве что легкие горят огнем от смешанного с табаком марева.
– Я все, легкие болят.
– О, так классно, что ты слушаешь свое тело, – Дэн заявляет так, будто он автор марафона «Полюби себя».
Но уже через пару минут разговор заходит о каких-то людях, задолжавших Дэну, и как он увозил их в лес с парнями и привязывал к дереву. Я не очень в это верю. Год назад Дэн потерял отца, который был для него очень важен. Случись что – и Дэн говорил: «О, а вот эту программу придумал мой папа. А вот это снимала компания моего папы!» Я не узнавал, кем был отец Дэна, меня скорее интересовало, что происходит с самим Дэном. Он будто искал опоры в тумане от травы и сигарет, не подозревая, что я замечаю, как он пытается ухватиться за облака, к которым улетел его отец.
Конец ознакомительного фрагмента.