36 рассказов
Шрифт:
— Да, вот еще что, — не унимался Гамильтон. — Премьер-министр набрала в кабинет слишком много слабаков, и мне это не нравится.
— А кем бы вы их заменили? — спросил Баркер невинным голосом.
Думается, Ироду не составило бы труда убедить названных Гамильтоном джентльменов, что избиение вифлеемских младенцев вполне укладывается в рамки программы регулирования рождаемости.
Я снова постарался сосредоточиться на кулинарных достижениях Сьюзен, тем более в конце обеда предстояло еще одно удовольствие: чеддер. Достаточно было его только попробовать, чтобы убедиться: это
К сыру Генри подал портвейн, ставший украшением трапезы. «„Сандеман“ 1970 года», — сказал он вполголоса Баркеру, наполняя его стакан.
— Да, конечно же, — отозвался Баркер, поднося стакан к носу. — Я бы и сам догадался. Настоящий «Сандеман», с его типичной теплотой и достаточной крепостью. И добавил: — Надеюсь, Генри, вы заложили немного на хранение. Когда вы с ним состаритесь, он станет еще лучше на вкус.
— Считаете себя вроде как специалистом по винам, а? — задал Гамильтон свой первый за весь вечер вопрос.
— Не то чтобы специалист, — медленно сказал Баркер, — но я…
— Вы — одна шайка-лейка. Пустозвоны, и все тут, — перебил его Гамильтон. — Нюхают себе вино, взбалтывают, пробуют на вкус, сплевывают, а потом начинают разглагольствовать. Да еще разные словечки — теплота, крепость… Так я и поверил. Нет, меня голыми руками не возьмешь.
— Кто бы пытался, — многозначительно сказал Баркер.
— Да вы весь вечер только и старались запудрить нам мозги. Со всеми этими «Разумеется, я бы и сам догадался…» Ну, чего там, признайтесь…
— Я вовсе не имел в виду… — начал было Баркер.
— А я имел в виду, — заверил Гамильтон. — И могу доказать. Если захотите.
Пятеро гостей уставились на шестого в полном недоумении, и я, впервые за весь вечер, растерялся: что же будет дальше.
— Говорят, — продолжил Гамильтон, — что моя усадьба славится своим винным погребом, одним из лучших во всей Англии. Там есть вина, заложенные не только моим отцом, но и отцом моего отца. У меня, правда, не хватает времени продолжать традицию…
На это Баркер кивнул головой, как бы желая сказать, что здесь он вполне верит собеседнику.
— Но мой дворецкий превосходно знает мои вкусы. И я, стало быть, приглашаю вас, сэр, на ланч. В субботу, только не в следующую, а через одну. Я выставлю четыре бутылки превосходного вина из моего погреба, а вы их назовете. И предлагаю пари, — заявил он, пристально глядя на Баркера. — Пятьсот фунтов против пятидесяти — заманчивые условия, согласитесь, — что вам не удастся назвать ни одной.
И он с вызовом уставился на уважаемого президента Общества любителей вина.
— Сумма настолько велика, что я даже не представляю себе…
— Струсили, Баркер, а? Так вы не только пустозвон, вы к тому же и трус.
После неловкой паузы Баркер ответил:
— Ладно, если вы этого хотите. Похоже, я просто вынужден принять ваш вызов.
Гамильтон самодовольно ухмыльнулся.
— Генри, вы тоже приходите, — сказал он, повернувшись к хозяину дома, — будете свидетелем. И почему бы вам не прихватить этого сочинителя, — добавил он, кивнув в мою сторону. —
Ясно было, что о наших женах речь вообще не идет. Мэри улыбнулась мне не без издевки.
Генри бросил на меня обеспокоенный взгляд, но я кивнул в знак согласия: мне было интересно, чем кончится эта история.
— Прекрасно, — сказал Гамильтон, вставая со стула; при этом он, похоже, так и не вспомнил о заткнутой за воротник салфетке. — Жду вас, всех троих, в Сефтон Холле, в субботу через неделю. Скажем, в половине первого?
И он отвесил поклон Сьюзен.
— Боюсь, что вряд ли смогу разделить вашу компанию, — отозвалась она, решительно давая понять, что вовсе не рассчитывала, будто приглашение распространяется и на нее. — По субботам я обычно навещаю маму.
Гамильтон помахал рукой на прощание с таким видом, что не осталось ни малейшего сомнения: чьи-то там планы его совершенно не интересуют.
После ухода странного гостя мы сидели в тишине, пока наконец Генри не нарушил молчание.
— Я должен извиниться за все произошедшее, — сказал он. — Его мать — старинная приятельница моей тетки, и она уже несколько раз просила пригласить его в гости. Похоже, что таких смельчаков, как я, не так уж много…
— Ничего страшного, — сказал Баркер после паузы. — Сделаю все, что в моих силах. Постараюсь вас не подвести. А в знак признательности за ваше замечательное гостеприимство… Может, вы оба окажете мне честь и не станете занимать субботний вечер? Дело в том, — пояснил он, — что неподалеку от Сефтон Холла имеется деревенская гостиница «Герб Гамильтона», и я давно уже собирался там пообедать. Меня заверили, что кормят там более чем сносно, а их винный погреб…
Он запнулся на секунду и докончил:
— Эксперты считают, что тамошнее вино — выше всяческих похвал.
Мы с Генри с удовольствием приняли приглашение.
На протяжении следующих десяти дней я думал о Сефтоне Гамильтоне и о предстоящей поездке со смешанным чувством опасения и предвкушения. Субботним утром Генри повез нас в Сефтон Парк, и мы прибыли туда немногим позднее половины первого. Собственно, мы подъехали к массивным кованым воротам ровно в двенадцать тридцать, но еще семь минут у нас ушло на то, чтобы доехать до усадьбы.
Внушительная дубовая дверь распахнулась прежде, чем мы успели постучать, и нас впустил высокий элегантный человек во фраке, крахмальной сорочке со стоячим воротничком и при черном галстуке. Это был дворецкий Гамильтона, Адамс, который провел нас в зал для дневных приемов. В огромном камине горело целое бревно. Над камином висел портрет человека, недовольного, судя по выражению его лица, всем на свете. Я предположил, что это дед Сефтона Гамильтона. Другие стены украшали внушительный гобелен с изображением битвы при Ватерлоо и огромная картина маслом — сюжет времен Крымской войны. Зал был беспорядочно заставлен старинной мебелью, а из произведений скульптуры имелась греческая статуя дискобола. Оглядевшись, я пришел к выводу, что наш век представлен здесь только телефонным аппаратом.