'Neutral Tones' Томаса Харди
Шрифт:
Практические такое же "раздвоение" мы видим и в первых двух стихах третьей строфы - самых пронзительных во всем "Neutral Tones": "The smile on your mouth was the deadest thing / Alive enough to have strength to die". "Улыбка на ее губах" погубила рассказчика. Ясно, о чем речь - она была так красива, что он полюбил ее безумно и любит до сих пор. На основании всего предшествовавшего текста мы понимаем*, что любовь эта вряд ли оказалась удачной, однако теперь
______________
* Здесь я, конечно, лукавлю, потому что сам понял это, лишь прочитав стихотворение раз двадцать. Думаю, однако, что более компетентный читатель смог бы разобраться во всем гораздо быстрее.
Улыбка действительно убийственна, все ее силы направлены на достижение одной цели - смерти. Она убивает героя стихотворения (и здесь слово deadest выступает больше в прямом, чем в метафорическом значении - мы уже сравнивали лирического субъекта с мертвецом), но не это для него по-настоящему гибельно. Трагедия в том, что у "улыбки" хватает сил для того, чтобы умереть самой. На чем воспоминание обрывается.
В третьей строфе мы единственный раз в "Neutral Tones" встречаем то, что называется "голосом автора". В третьем и четвертом стихах Харди комментирует состояние своего героя и дает небольшую визуальную зарисовку: "And grin of bitterness swept thereby / Like an ominous bird a-wing..." Здесь мы видим реакцию лирического субъекта на его собственные раздумья: усмешку, полную горечи (усмешка в ответ на улыбку).
Усмешка прерывает ход воспоминания и на некоторое время останавливает внутренний монолог героя (о чем нам говорит многоточие). Лирический субъект замыкается в себе, и мы вдруг осознаем, что таково, наверное, его привычное состояние - теперь. Недаром усмешка касается губ, "как зловещее птичье крыло". Зловещее, а значит, навсегда обрекающее героя на подобное существование.
4
Композиция "Neutral Tones" - кольцевая. Стихотворение заканчивается повторным перечислением примет вспоминаемой ситуации, к которым, правда, добавляется "ее лицо"*: "Your face, and the God-curst sun, and a tree, / And pond edged with grayish leaves". В четвертой строфе лирический субъект, наконец-то, сам поясняет, почему именно эта ситуация настолько укоренилось в его памяти - потому, что он так никогда и не был счастлив в любви. И, без сомнения, он никогда не был счастлив в любви так.
______________
* Понятно, что "лицо" по замыслу* Харди не могло появиться в первой строфе, ведь иначе дальнейшее воссоздание отдельных черт этого лица (глаза, потом - улыбка) стало бы уже
* Замысел здесь понимается не только как предпосылка творческой деятельности, но и как ее результат. Более того - как дальнейшее функционирование этого "результата" в сознании читателя (от чего он не перестает быть замыслом Харди).
Вот почему он постоянно воссоздает в своем воображении картину некогда идеальной любви, и вот почему она со временем приобретает мрачную окраску.
5
Жизнь героя фактически кончена, однако обвиняет ли он кого-нибудь в этом? Вряд ли... Герой Харди живет в том мире, где властвуют жестокая судьба и суровый Бог, а потому винить ему некого. И в голосе его звучат лишь Neutral Tones.
Белов Андрей,
Череповецкий ГУ
Приложение
Neutral Tones
We stood by a pond that winter day,
And the sun was white, as though chidden of God,
And a few leaves lay on the starving sod;
– They had fallen from an ash, and were gray.
Your eyes on me was as eyes that rove
Over tedious riddles of years ago;
And some words played between us to and fro
On which lost the more by our love.
The smile on your mouth was the deadest thing
Alive enough to have strength to die;
And grin of bitterness swept thereby
Like an ominous bird a-wing...
Since then, keen lessons that love deceives,
And wrings with wrong, have shaped to me
Your face, and the God-curst sun, and a tree,
And pond edged with grayish leaves.
Мы стояли у пруда тем зимним днем,
И солнце было бледным, как будто Бог выбранил его,
И несколько листьев лежало на истощенной земле
– Они опали с ясеня и были серы.
Твои глаза, наблюдавшие за мной, казалось, разгадывали
Загадки, которые были им уже давно знакомы;
И какие-то слова проносились между нами туда и обратно,
Но мы почти не разбирали их, мы были влюблены.
Улыбка на твоих губах была не только убийственна,
Но и достаточно жива для того, чтобы ей хватило сил умереть самой;
И мучительная усмешка промелькнула,
Как зловещее птичье крыло...
С тех пор любовь лишь обманывает меня
И терзает ложью, а потому в памяти моей запечатлелись
Твое лицо, и проклятое Богом солнце, и дерево,
И пруд, обрамленный сереющими листьями.