4-05. Finale spiritoso

Лотош Евгений

Рассказывая, она словно наблюдала со стороны за какой-то чужой и совершенно незнакомой девочкой. Не за собой. Неужели она так изменилась менее чем за год после первой встречи с Рисой? Прежняя Фуоко Деллавита - взбалмошная, капризная, высокомерная - куда-то пропала, умерла, растворилась в небытии, а нынешняя она копалась в старых воспоминаниях, усмехаясь им - когда с ностальгией, а когда и с откровенным стыдом. Принцесса - так презрительно называл ее Кирис при стычках. Да, принцесса - однако не всем нравящаяся добрая и ласковая красотка из детских сказок, а вздорная сучка, ни на секунду не забывающая о своем высоком положении, не боящаяся наказаний и не доставляющая окружающим ничего, кроме

проблем. Тихий ужас. Как хорошо, что ее больше не существует!

Не существует? Но жадное любопытство к окружающему миру никуда не делось, как остались отлично работающие мозги, с лёту усваивающие любую информацию. И она никогда не причиняла неприятности другим намеренно, из вредности. Она просто не знала, что делает и как из-за нее страдают другие, а сказать ей никто не осмеливался. Пройдя через стычки с пиратами и бандитами Анъями, похищения и смерть, она научилась понимать последствия принимаемых решений - но ее внутренняя суть осталось все той же. Нет, та принцесса не умерла. Она изменилась. Поумнела. Повзрослела (значит, вот так это происходит?) Но она осталась собой. Невелика заслуга, разумеется - при заботливом папочке и под личной опекой ректора Университета, не зная голода, холода и страха перед будущим... Но всё же - всё же она по-прежнему Фуоко Деллавита. Дочь отца, превратившего себя из бедного, но амбициозного юнца в главу огромной финансово-промышленной империи, и матери, бросившей университет и блестящую карьеру ради детей и мужа. Девочка, еще не знающая, зачем живет, но твердо уверенная, что роль украшения спальни и гостиной не для нее. Что бы там с ней ни сделали этаи, она остается собой.

А потом, в свой черед, она воспитает ребенка... или двух, или даже трех, если сумеет дожить до таких преклонных лет, и передаст им свое отношение к миру. А они передадут его дальше. И каждый ребенок пройдет через то же, что и она - от твердой уверенности в рациональности мира и самых лучших родителях до взрослого понимания, сколь велика, несправедлива и опасна, но в то же время прекрасна Вселенная...

В какой-то момент она настолько углубилась в свои мысли, что почувствовала довольно грубый толчок в бок.

– Эй, Фучи! Проснись!
– посоветовал Кирис.
– Или тебя прямо щас в психушку отправят.

Девушка встрепенулась и сообразила, что смотрит куда-то в пространство, оборвав фразу на полуслове.

– Ой, простите!
– поспешно извинилась она, смущенно улыбаясь.
– Просто... ну, воспоминания внезапно накатили. И папа... он... я лишь сейчас понимать начала... Я никогда и не думала, сколько он... Только когда он умер...

Она снова замолчала, стиснув в кулаке брошку, так что та вонзилась ей в ладонь иглой заколки. Выворачивать душу наизнанку совсем не хотелось, и как закончить, она не знала.

– Да, вака, именно так все и происходит, - с неожиданной мягкостью в голосе отозвалась монашка.
– Очень часто мы начинаем понимать, что для нас значат люди, только когда они уходят навсегда. Но не надо расстраиваться. Ваш отец был достойным человеком. Я уверена, вы когда-нибудь увидитесь в райских садах Ваххарона.

– Я больше не верю в бога, тесса, - Фуоко упрямо нахмурилась.
– Я знаю, религия питается страхом смерти, и не только своей. Но я не боюсь. Я ведь уже умирала, помните? Я и так знаю, что ТАМ ничего нет.

Она тут же запоздало подумала, что не следовало бы восстанавливать против себя члена комиссии, но сказанное назад не возьмешь.

– Многие так думают в

юности, вака, - пожала Венуста.
– Но очень часто с возрастом точка зрения меняется. Посмотрим, что вы скажете лет через сорок-пятьдесят. Впрочем, не станем углубляться в теологические диспуты. Дэй Сальва, вы, кажется, о чем-то спрашивали?

– Да-да, - кивнул доктор.
– Дэйя, вы упоминали про пиратов?

Мысленно пожав плечами, Фуоко рассказала о том, как в третьей декаде года пираты напали на Хёнкон в надежде поживиться сокровищами паладаров, как они с Кирисом, приехавшими туда первыми из студентов, столкнулись на улице с основным отрядом вторжения, как она сожгла заживо пиратского главаря и еще одного... Заодно она упомянула, как сожгла еще двоих бандитов в Шансиме в двадцать третей декаде, а чуть позже обожгла еще одного, пытавшегося отрезать ей палец - в городке, куда ее привезли похищенную. И потом она спалила бар, хотя, к счастью, умудрилась никого не убить... Стараясь вспоминать все подробности, она перечислила отложившиеся в памяти инциденты. Романтическое настроение испарилось, осталась лишь свинцовая усталость, навалившаяся из ниоткуда. Ренато пытался ее перебивать, спрашивать о чем-то еще, но она продолжала безостановочно говорить с упрямством магнитофона. В конце концов психиатр замолчал и принялся внимательно ее слушать.

– Вот так, дэй доктор, - глухо закончила Фуоко.
– Всего я убила четверых и еще даже и не знаю, скольких покалечила. Мне рядом с людьми находиться нельзя. Паладары нам с Киром бункер под лабораторию дали на дальнем острове, железобетонный, так мы и его разнесли в клочья, до сих пор не починили... Может, лучше, если бы я в самом деле не оживала после той гранаты. Я ведь и в самом деле больше не человек.

Она сгорбилась, зажала ладони между коленями, и уставилась в пол.

– И вот так все время, - проворчал Кирис.
– Дэй Сальва, скажите ей что-нибудь! Задрала уже со своим комплексом вины - и меня, и куратора своего, и Дзии... Дзии-то пофиг, он компьютер, а Тане деваться некуда, ей по должности слушать положено.

– Куратора?
– доктор приподнял бровь.

Фуоко нехотя рассказала о Тане Каваровой. Психиатра неожиданно заинтересовала система кураторов в Университете, а еще больше - как Фуоко уживается со ставрийкой. Конечно, Ставрия - более-менее цивилизованная страна, доверительно сообщил он, но, между нами, дэйя, я никогда не доверял там живущим, уж больно они странные... Фуоко обиделась за Таню так, что даже забыла про свою депрессию, и экспрессивно объяснила, что та вполне классная тетка, и один из ее научных кураторов тоже оттуда, и тоже классный дядька. Кирис добавил про своего куратора Павла Штиля, фаната фехтования и ролевых игр.

С игр разговор плавно перетек сначала на тренировки по ринье, потом на Арену и ее терминалы, на индивидуальный график учебы, на парсов, эксперименты в лаборатории, передачу ощущений между Кирисом и Фуоко и их друзьями (казалось, монашку хватит удар от упоминания о других любовниках), на беременность, на статью Фуоко о перестройке нервных тканей под влиянием этаи (которую, она вспомнила со стыдом, так до сих пор и не исправила с учетом новых данных), на ее похищение бандитами Анъями, закончившееся взрывом гранаты у лица, блуждания по виртуальности Арасиномэ и бестолковые попытки общения с мамой-розой, как она воспринимала супер-разум этаи, и от которой за последнюю декаду так и не удалось добиться ничего, кроме невнятных эмоций... Постепенно она забыла про свой приступ самоедства, и когда доктор поднял руки ладонями вперед, останавливая ее, сначала даже не поняла, чего он хочет.