4 Мужа Для Землянки
Шрифт:
Эти волшебные крылья закрывали меня от опасности, повисшей надо мной, но не могли отгородить меня от напряжения, которое витало в воздухе.
Неужели Сид взял в заложники Туата?
Из-за меня брат может убить брата. И я бы не поверила в это, если бы не видела, что один раз Сид уже не пожалел своего близнеца.
— Не рой себе могилу. Прекрати немедленно! — Оушен был спокоен, но чешуйки на спине так и продолжали топорщиться, наводя страху. Казалось, стоит лишь прикоснуться к ним, как они, точно лезвия,
— Ариэль, милая! — этому монстру, похоже, было плевать на предупреждения Оушена, — разве ты хочешь, чтобы из-за тебя пострадал Туат? Тебе нужно просто выйти ко мне, ведь я твой муж.
Я бы так и продолжила прятаться за чужой спиной, но странный хруст и жалобный стон Туата, пробирающий до мурашек, подействовал как таблетка храбрости.
Я не смогу жить, зная, что из-за меня пострадал человек. Лучше я. Я и так чужая в этом мире, и чем скорее, я попаду в лапы чудовища, тем скорее мои мучения закончатся.
— Оушен, выпусти меня, — я осторожно коснулась его спины, пригладив ледяные чешуйки, которые тут же снова вздыбились.
— С ума сошла, девочка?
— Нет, я серьезно…— мой голос дрожал, ведь я понимала, на что себя обрекаю…
Пронзительный свист, больно ударил по ушам, и тут же превратился в грохот битого стекла. Взрывы и стекло, взрывы и стекло…Казалось, что это шумовая пытка длится целую вечность…
Я машинально закрыла голову руками, хотя крылья не оставляли ни щелочки, сквозь которую смогли бы проникнуть осколки. И когда все вокруг меня затихло, я, наконец, вдохнула и открыла глаза.
Израненные крылья висели на моих плечах, истекая кровью. Вот только их хозяин исчез. От него не осталось ничего. Лишь синие чешуйки, залитые алой кровью.
Я тяжело сглотнула и коснулась их краем пальца. Ледяные. Твердые. Безжизненные.
Неужели произошло то, что я думаю? Но ведь этого не может быть! Оушен не может умереть! Не может!
Я опустилась на колени, и боль от пронзающих мою кожу стеклянных крошек была ничем по сравнению с тем, как болело мое сердце, видя мертвые крылья. Крылья того, кто защитил меня, но сам истек кровью и исчез.
Я прижимала их к себе, ревела навзрыд, жадно хватая воздух, и проклинала тот день, когда моя нога перешагнула порог клиники «Дети будущего».
Вокруг меня суетились люди, роботы, за периметром сферы, которая стала больше похожа на блин, парили гравитсы и соляры, и ими было заполнено все небо.
— Лисичка! — хриплый стон позади меня, оборвал мои стенания.
Туат! Неужели хотя бы он жив?
Я обернулась и увидела капсулу с синей жидкостью, в которой лежал Туат, прижимая ладонь к прозрачной стенке. Его голова за пару секунд скрылась в растворе, и больше он не произнес ни слова.
Его увезли так быстро, что я даже не успела встать с колен, чтобы проводить его. И даже не поняла,
— Не думал, что он действительно так дорог тебе, — голос Оушена рядом со мной подействовал как холодный душ.
Жив?
Я подняла глаза на мужчину, который как скала возвышался надо мной. Живой, невредимый…Но как же крылья?
Я посмотрела на свои колени, из которых торчали мелкие кусочки стекол, а вокруг меня искрилась уже почти прозрачная чешуя…
— Его подлатают и будете жить долго и счастливо, если суд решит, что твои права были нарушены. А сейчас нет времени, — и протянул ладонь, чтобы помочь мне встать.
Что он несет? Какие долго и счастливо?
Я так и сидела, всматриваясь в его глаза, пытаясь поймать в них шутливую искорку или хоть немного тепла. Но нет. Оушен был серьезен.
35. Любовь здесь ни при чем...
Рука Оушена крепко сжимала мою ладонь. Мне казалось, что он был невероятно зол на меня, потому что то, с какой силой он сдавливал костяшки моих пальцев, намекало именно на это.
Он ступал широкими шагами, даже не думая подстраиваться под меня, и мне приходилось иногда переходить на бег, чтобы мне не оторвало руку. Казалось, если я упаду, он потащит меня по полу и даже не оглянется.
А раньше на руках носил…
В сопровождении вооруженной охраны, тела которых тоже были покрыты чешуей, мы вошли в летательный аппарат, раза в два больший, чем гравитс. Кажется, его называли соляром.
Оушен взглядом указал, куда мне нужно сесть, а сам вышел.
Ни словом меня ни удостоил. Ни взглядом. Вот она космическая любовь!
«Я ходил на тебя смотреть, пока ты спала», «давай попробуем еще раз»…
Тьфу! Такой же гад, как и все остальные! А я, дура, все в глаза ему заглядывала, спасителя своего ждала.
Ничему меня жизнь не учит. Ни-че-му.
Пока я в полном одиночестве сидела в кабине летающей штуковины, сквозь ее синеватые окна было видно, как все те же чешуйчатые, в шлемах и с оружием, прикрепленным к поясу, выводили, держа за руки куратора. Следом, прихрамывая, шел Сид. Правда, к нему не прикасались, но и места для маневра этому психу не оставляли.
И как я жива осталась, проведя с ним две недели?
Как вообще этот продажный куратор меня не порезал на кусочки, чтобы удовлетворить каждого желающего? А с виду приличные люди.
Вот тебе и процветающее общество. Мудрые старшие братья. Разумные существа…А по сути, те же жалкие людишки, которые не в состоянии справиться с ревностью, жаждой власти и желанием прогнуть всех вокруг под себя любимого.
— Лучше закрыть глаза, — равнодушный тон Оушена заполнил небольшое пространство, обдавая холодом, — соляры перемещаются слишком быстро, с непривычки может закружиться голова.