40 австралийских новелл

Маршалл Алан

Оратор сошел с трибуны. Поднялся председатель. Неожиданно Коллинз вскочил со своего места и крикнул:

— Послушайте, мистер!

Председатель с удивлением посмотрел на него. Присутствующие обернулись. Коллинз стоял, крепко уцепившись за спинку переднего стула.

— Слушаю вас, — сказал председатель, недоуменно глядя на незнакомого человека.

— Послушайте, мистер, — повторил Коллинз. — Расскажите людям о том, как человек был награжден крестом Виктории и как он выбросил этот крест в реку.

Люди смотрели на Коллинза с недоверием.

— Это правда. Уверяю

вас. Меня наградили крестом Виктории. Я могу это доказать.

Человек вытащил из кармана маленький кошелек и высоко поднял его.

— Вы видите эту вещь? Это кошелек, в котором я в течение всех этих лет хранил свою награду. Я был награжден крестом Виктории к сегодня выбросил его в реку. Я сделал это потому, что для героев войны нет работы. Вот уж три года, как я не могу найти никакой работы. — Голос Коллинза сорвался. — Скажите людям, — задыхаясь, снова крикнул он, — что человека наградили крестом Виктории! И что он выбросил этот крест!

Рыдание вырвалось у него из груди.

Ничего не видя перед собой, Коллинз вышел из зала в холодную дождливую ночь. Он высоко поднял голову, распрямил плечи и быстро пошел вперед, широко размахивая руками. Казалось, человек забыл о холоде, о своих мокрых, стертых ногах и о страшной пустоте в желудке.

ДРОВА (Перевод И. Архангельской и М. Литинской)

Шестеро безработных отрабатывали свое пособие. По очереди не спеша они набирали полные лопаты гравия и тщательно разравнивали его по дороге. Одни работали в фуфайках, другие в старых жилетах. Было холодно, несмотря на все старания солнца прогкать мороз из долины. Две пустые подводы стояли у обочины дороги. Лошади щипали заиндевевшую траву.

— Вы уж кончайте с этим до обеда. Скоро двенадцать, — сказал Мерфи, десятник из городского управления, присматривавший за работой.

Здоровенный, плотно скроенный детина, самый рослый из шестерых, кинул лопату в одну из подвод.

— Не знаю, как другие, а Дарки до обеда лопаты не возьмет, — сказал он, проводя мозолистой рукой по копне взлохмаченных черных волос. — Вот платили бы нам десятку в неделю, а то пособие — горе одно…

Из поношенного пиджака, висевшего на столбе у изгороди, он достал завернутый в газету завтрак, бутылку с холодным чаем и удобно растянулся на мешке из-под соломы. Его огромному телу словно было тесно в красной с черным футболке и в заплатанных парусиновых брюках.

— Как хочешь, Дарки, — сказал примирительно Мерфи, — сам знаешь, с меня тоже спрашивают…

— А тебе и платят хорошо, Спад. Ступай-ка, пообедай, а мы потом закончим.

— Мистер Тай и так уж на стену лезет: слишком медленно вы работаете, ребята, вот что! — Мерфи отвел велосипед от изгороди и перекинул ногу через седло. — Поработайте еще немного до обеда.

Мерфи был пожилой человек, казалось, что его сутулая спина для велосипеда и приспособлена. Он уже отъезжал,

медленно нажимая на педали, когда Дарки крикнул ему вслед:'

— Скажи Таю, пусть сам придет, помахает лопатой, если у него такая спешка.

Остальные работали до тех пор, пока Мерфи не скрылся за вязами у самого городка, раскинувшегося по другую сторону долины. Городок выглядел мрачно, словно и его придавил кризис, принесший столько горя его жителям.

— Посмотрел бы я на Тая, как бы он здесь гравий раскидывал! — сказал Дарки, когда его товарищи уселись рядом и принялись за еду. — Бьюсь об заклад, мы бы его заставили попотеть.

Все засмеялись, а Дарки, опершись на локоть, продолжал:

— Встретил я его на днях возле лавки; он меня спрашивает: «Как живешь, Дарки?» А я ему: «От ваших вопросов лучше не заживу!» Потом еще говорю: «Послушайте, — говорю, — если я не ошибаюсь, у нас в городе только два мерзавца». «Кто такие?» — спрашивает он. А я ему: «Тай — городской секретарь и Тай — городской инженер». Видать, не понравилось ему!

— А ты что думаешь, может человеку понравиться, когда его обзовут мерзавцем? — утирая нос тыльной стороной ладони, проговорил Коннорс, по прозвищу Гундосьй.

— Тая защищаешь, да? — зло огрызнулся Дарки.

— Вовсе не защищаю. Просто я сказал, что не может человеку понравиться, ког&а его обзывают мерзавцем.

Дарки глотнул чаю, лег навзничь и с жадностью принялся за кусок хлеба, намазанного джемом.

— Знаешь, — заговорил он, глядя в небо, — если рабочий человек голосует за националистов [12] , выходит, он ничем не лучше скеба. А?

— Никогда я за националистов не голосовал. — Гундосый явно нервничал.

12

Имеется в виду националистическая партия — название, принятое консервативной партией Австралии в 30–х годах. — Прим. перев.

— А я и не говорю, что ты голосовал, — взглянул на него Дарки. — Я только сказал: если рабочий голосует за националистов, значит, он сволочь и скеб. Вот и все.

Наступила неловкая тишина. Все молча жевали, пока Эрни Лайл, молодой парень, недавно ставший отцом, не переменил тему разговора?

— Ну и холодно же было сегодня ночью, черт побери! Я прямо закоченел.

— Восьмые сутки как мороз держится, — вставил один из возчиков с подводы, — а в доме ни полена. Топлива, что выдают, хватает дня на три, не больше. Мы стали было жечь забор, да хозяин пригрозил выкинуть нас из квартиры, если мы не поставим новый.

— А мы с Лиз как поужинаем, так сразу и спать, — сказал Гундосый. — Бережем дрова на стряпню. Да и те уж на исходе.

— Я сегодня ночью к реке ходил, думал — хоть сучьев наберу, но все там вымокло после паводка, — сказал еще кто-то.

— Да, дров надо достать. Где хочешь, а достать надо. Иначе замерзнем! — взволнованно заговорил Эрни. — У моего маленького ужасный кашель. Домишко наш совсем развалился, а тут еще топить нечем — того и гляди малыш схватит воспаление легких.