400 школьных сочинений

Левина Елена Ф.

Надо отметить, что Псалтырь – единственная книга Ветхого Завета, которая была распространена на Руси с давних времен. Она являлась своеобразной азбукой, по которой учились читать и писать, каждый мало-мальски грамотный человек считал своим долгом знать ее.

Поэты, обращавшиеся до Державина к данному жанру, придерживались морализаторского принципа. Любое произведение, содержавшее те или другие сюжеты библейского завета, просто обязано было поучать и воспитывать читателей. Державин не побоялся несколько отойти от этого пути. У его стихотворений появляются и соответствующие названия: «Властителям и судиям», «Счастливое семейство», «Победителю», «Радость

о правосудии», «Братское согласие».

Естественно, что тексты псалмов поэт использовал как источник свежих мыслей, образы для своих новых стихотворений.

Державин словно пропускал через сердце и собственное видение мира эти древнейшие сюжеты, вкладывая в них свои чувства.

Одно из первых переложений псалма Державина, которое получило название «Счастливое семейство», является своеобразным обращением к А.А. Ржевскому. В этом стихотворении есть такие строки:

...блажен тот человек, Кто с честью, правдой неразлучен.

Честь, правда, справедливость на протяжении всей жизни являлись для Державина не просто высокими понятиями, но и основными принципами жизни. Это относилось как к личной жизни, так и к государственной службе. Державин всю свою жизнь ратовал за свободу. Свободу от всего, что тревожит покой человека, препятствует его воле:

На свете счастья нет, но есть покой и воля. Давно завидная мечтается мне доля — Давно, усталый раб, замыслил я побег В обитель дальнюю трудов и чистых нег.

Хотелось бы также отметить, что поэтика псалмопевческих стихотворений Державина довольно самобытна и тесно связана с русской традицией, которая восходит к далеким временам Владимира Мономаха.

Отличное знание священного писания Державин приобрел у сельского дьячка и своей матери, которая всеми силами старалась пристрастить сына к чтению духовных книг. Поэтому в его лирике так часто встречаются многочисленные цитаты из Ветхого и Нового Заветов, которые трактуются автором довольно своеобразно. Безусловно, чтобы вникнуть в самую суть державинской поэзии, надо обладать не только особым состоянием души, но и уметь вживаться в ту поэтическую традицию, которая, к сожалению, сейчас практически утеряна. Творчество Державина является достоянием русской литературы, которая во все времена была богата удивительными талантами. Великий поэт не только раскрыл неисчерпаемые возможности классицизма, но и проложил путь для романтической поэзии.

Державин о назначении поэта

Гаврила Романович Державин вступил в литературу уже немолодым человеком со стихами, говорившими о бренности жизни, о смерти и бессмертии. И закончил путь монументальным восьмистишием, одой «На тленность». Он написал оду за два дня до кончины и подтвердил этим, что остался поэтом в мире до гробовой доски. Многие современники Державина считали его придворным поэтом. Но он никогда таковым не был, Державин не мог стать ручным стихотворцем хотя бы из-за своего горячего нрава. «В правде черт», – говорил он сам о себе. Характер заставлял его наперекор вельможам и царям говорить «истину... с улыбкой». Ясно, что без простодушной улыбки, себе на уме, царям ничего не скажешь.

А Державин говорил и умел, пусть не всегда, добиваться своего, зная, что правда на его стороне. В сознании своей

правоты он обращался в стихах в Богу, к Высшему Судии. Находясь под судом после тамбовского губернаторства, в оде «Величество Божие» он создает гимн во славу Творца, но не может не воскликнуть: «Но грешных пламя и язык Да истребит десницы строга!»

Эта мысль была почерпнута поэтом из одного из псалмов книги Давида. После счастливого оправдания Державин обращается еще к одному псалму, «Милость и суд воспою Тебе, Господи», и под гнетом мучающих его размышлений о суде и справедливости поэт вновь и вновь развивает излюбленную тему, используя ту же неисчерпаемую книгу Давида.

В переложении из псалма «Доказательство творческого бытия» поэт рисует величественную картину мира:

Небеса вещают Божью славу... Нощи нощь приносит весть...

Охватывая в воображении как бы сразу все мироздание, бездны и выси, поэт словно стремится взлететь туда, где можно дышать полно, не боясь ледяного и разреженного воздуха. Но это удавалось ему далеко не всегда.А если удавалось, то оттого, что ногами он всегда крепко стоял на земле.

Его чеканное «я червь – я Бог» было и метафорой, рисующей образ самого поэта. Ведь о том же позднее говорит и А. С. Пушкин, являя поэта, погруженного в «заботы суетного света», но с душой, готовой встрепенуться, как «пробудившийся орел».

Державин искренне полагал, что поэт призван изобразить человеческую душу, словно художник-акварелист, не отрывающий от листа бумаги кисть, пока рисунок не закончен. Это удалось ему в оде «Бессмертие души»:

Как червь, оставя паутину И в бабочке взяв новый вид, В лазурну воздуха равнину На крыльях блещущих летит, В прекрасном веселясь убранстве, С цветов садится на цветы: Так и душа небес в пространстве Не будешь ли бессмертна ты?

Определив в «Доказательстве Творческого бытия» гармонию мироздания как главный аргумент Божьего присутствия в мире, Державин живописует его картины с лирическим удивлением перед Творением, перед грозной и прекрасной его тайной, а не просто как созерцатель:

В тяжелой колеснице грома Гроза, на тьме воздушных крыл, Как страшная гора несома, Жмет воздух под собой, – и пыль И понт кипят, летят волнами, Древа вверьх вержутся корнями, Ревут брега и воет лес...

Одой «Бог» он начинает свое собрание сочинений. Державин всегда отмечал первостепенность для стихотворца религиозной поэзии.

У самого Державина Бог – это песнь, и восхищенное любование перед Создателем и созданием, и своеобразный лирический символ веры. Осмыслив изложенные моменты из творческого поэтического наследия Г. Р. Державина, можно утверждать, что назначение поэта он видел прежде всего в посредничестве его между Создателем и людьми. Державинские представления о поэзии и поэте воплотил в своем творчестве великий Пушкин, явление которого само по себе подчеркнуло правоту державинского гения.