47 ронинов
Шрифт:
Кай по-прежнему жевал рис, не отводя глаз от Ясуно.
Оиси посмотрел на полукровку и вспомнил наставление из «Книги пяти колец», написанной Мусаси: «Не позволяй противнику проникнуть в твое состояние». Он настороженно замер, припоминая выражение лица Кая во время их ссоры после побега с Дэдзимы, и внезапно понял, что его кажущаяся невозмутимость скрывает угрозу.
Желая спасти Ясуно от неминуемой гибели, Оиси с упреком поглядел на ронина и объяснил:
– Я пригласил его присоединиться к нам.
– Мы не можем его принять, –
– Мы и сами больше не самураи! – отчаянно воскликнул Оиси, вынужденно признавая горькую правду своих слов.
Ясуно оскалился, будто бешеный пес, но отвращение, горящее во взгляде Оиси, заставило юношу умолкнуть. Он выпустил клинок из рук. Его соратники смущенно потупились.
Кай с непроницаемым лицом посмотрел на Оиси, пытаясь разобраться в своих смятенных чувствах, потом отвел глаза и все так же невозмутимо продолжил жевать рис.
Глава 14
Мика опустилась на колени у низенького столика, разглядывая принесенный ужин, вполне достойный дочери высокопоставленного даймё. Изящную лакированную миску с рисом – сердце любой трапезы – окружали небольшие плошки с маринованными овощами, блюдечки с приправой васаби, соевым соусом и прочими местными яствами, названия которых ее не интересовали. На блюдах искусно разложили тонко нарезанные ломтики жареной оленины и сасими из свежей рыбы, выловленной в горных ручьях. На отдельном столике красовался керамический чайник в стиле раку и чаша, заботливо наполненная горячим чаем.
Мика сложила руки на коленях и разглядывала соблазнительное угощение, изо всех сил стараясь не прикоснуться к нему. Рот ее наполнился слюной, но желудок сжимало при одной мысли о том, что придется разделить трапезу с посторонним.
Нет, не с Кирой. Он не появлялся целый день, наверняка занятый делами куда более важными, чем очередной безмолвный ужин с Микой, проведенный с напускным радушием… возможно, Кира отдавал последние распоряжения, готовясь к их свадьбе. Девушка опустила голову, разглядывая свои руки. Еще недавно казалось, что ее мутит от одного вида Киры. Впрочем, ей надо набирать силы, а значит – без пищи не обойтись, и тогда, может быть, однажды ей повезет и…
Однако вряд ли ей повезет, пока ее держат здесь, в горной глуши. А ведь эти горы ей так хорошо знакомы! Мика дала себе слово, что обязательно увидит Ако еще раз, и не просто увидит, а вернет себе бывшие владения отца…
– Кушайте, госпожа…
Мика насуплено взглянула на свою незваную гостью – колдунью-оборотня, неизменную спутницу Киры. Он, конечно же, позаботился о том, чтобы Мика никогда не оставалась в одиночестве… не скучала… даже во время трапезы, даже в то время, когда дела надолго призывали его ко двору сёгуна.
Колдунья сидела напротив, одетая, как обычно, в изумительный шелковый
Мика по-прежнему не притрагивалась к угощению. Колдунья понимающе улыбнулась, будто уговаривая упрямого ребенка. Прядь черных волос кицунэ сама собой высвободилась из гребня и длинных золотых шпилек, удерживающих изящную прическу, и змейкой скользнула по воздуху над столиком.
Колдунья с легкой улыбкой сложила руки на коленях. Черная прядь обвилась вокруг палочек Мики, приподняла их и, ухватив ломтик сасими, поднесла его ко рту девушки.
Мика холодно взглянула на колдунью, не позволяя себе сделать ни малейшего движения, чтобы не выказать страха или отвращения, не дать кицунэ насладиться властью над своей пленницей. С тех самых пор, как Мику привезли сюда, колдунья изо всех сил – насколько позволял Кира – старалась запугать соперницу, лишить ее воли.
Вскоре девушка сообразила, что кицунэ не нанесет ей никакого вреда, хотя, несомненно, могла бы. Однако, на счастье Мики, сейчас колдунья и Кира, очарованные друг другом, стремились к одной и той же цели – сохранить свою пленницу живой и невредимой.
Мика продолжала с вызовом смотреть на колдунью, которая плавными движениями водила лакомством перед лицом девушки.
– Мне все равно, умрешь ты с голоду или нет, – заявила кицунэ с презрительной усмешкой. – Рано или поздно мой господин своего добьется, а потом ты сможешь и руки на себя наложить, как твой отец…
Девушка отшатнулась, как от удара, и гневно воскликнула:
– Это ты его убила!
– Неужели? – с напускным удивлением осведомилась колдунья. – Разве не ты разбила ему сердце? Он милосердно приютил полукровку, а ты в порыве преступной страсти предала отцовское доверие, возжелав запретного, – издевательски продолжила она. Еще одна черная прядь высвободилась из прически и, страдальчески извиваясь, оплелась вокруг палочек, зажав в них новый ломтик рыбы. – Госпожа, твоя злосчастная любовь стала причиной крушения Ако…
Мика не отводила взгляда от колдуньи. В глазах жгло, скорбь и чувство вины сжали сердце, словно тисками. Черты кицунэ изменились, расплылись, превращаясь в лицо девушки, искаженное маской притворного желания: взор пылал, алые губы трепетали в страстной неге… Мика поняла, что подобное выражение появлялось на ее собственном лице при виде Кая.
– Разве мы не похожи друг на друга? – прошептала колдунья, обиженно выпятив дрожащую нижнюю губу. Желание в глазах-отражениях сменилось отчаянным страхом потерять любимого.