5/4 накануне тишины
Шрифт:
Любовь дышала всё труднее,
— ему — больно — больно — ему…
— А вдруг она слышит? — обеспокоилась девица.
— А хоть и слышит? Чего она нам сделает?…Поздно! Отгулялась.
Молодая торопливо подпиливала, отламывала шейки ампул, уводя глаза в сторону. Кудрявая косилась на Любу:
— Деньгам счёта не знала. При муже крутом… Не рожала, не мучилась. Вот как они свои фигуры берегут,
— хотя —
— …Он богатый, а она лоскутом от старой простынки повязана, — сочувственно сказала девица про платок с клеймом «РО» на виске.
— Прибедняются! — ответила кудрявая, поднимаясь с кушетки. — Да не жалей ты их! Они целую жизнь прожили на чёрной икре, на коньяках с ликёрами. А теперь им же — лучшее лекарство! Нет, справедливость-то где?!. Ну, что? По сколько ампул берём? Давай — хоть по одной за дежурство,
— потерпит — эта — медичка — никуда — не — денется…
Молодая молчала, прервав своё занятие.
— Эх ты, простота! — похлопала её по плечу кудрявая. — Барыбина бояться нечего… Его мальчишка — наркоман, разве зря тут шныряет? Вот и прикинь: на нас подумают — или на кого?.. А главврач давно Барыбина выгнать хочет. Не знает только, за что,
— за — недостачу — этих — самых — ампул — и — уволит…
Но тут дверь распахнулась.
На пороге, крепко уперев красные кулаки в бока, стояла Мария.
— Ах, ты… Прошмандовка ты терапевтическая, — негромко сказала она. — А ну, вон отсюда. Лучше сама я нынче отдежурю, но чтоб тебя я больше здесь не видала!.. Взашей тебя вытолкать, лахудру? У, торгашка!.. А мне шепнули про неё, да я не поверила —
разве такое воровство может быть?..
Мария, тяжело переваливаясь, прошествовала к Любиной постели. Она уже не глядела, как кудрявая медсестра, обиженно поджав губы, вылетела из палаты, а поправляла одеяло и поругивала некрасивую девицу.
— Ты почему сразу не пошла ко мне?! Стоит, как овца, слушает эту выдру. Запомни на всю жизнь: если человек на других грязь вёдрами льёт, вот от этого человека ты грязи как раз досыта сама и нахлебаешься…
Она проверила упаковки с лекарствами и отошла к окну, вздыхая:
— Давно им Барыбин мешает… Не продажный он! Для рынка не подходящий… Да кто же это здесь пластилин-то расковырял? — поразилась Мария — и замерла надолго, глядя в степь,
какая неспокойная погода нынче, солнечные пятна бегут, перемещаются, дрожат, сгоняют их быстрые тревожные тени, круговерть, круговерть везде…
— Не вздумай кому говорить, — прибавила Мария через время, не оборачиваясь, — про то, что здесь слыхала! Поняла? Про девчоночку, главное… молчи крепче…
Придёт срок, сама узнает. Девчоночка. Какого роду-племени она…
Душа Цахилганова, однако,
Пару часов назад, бестолково вертя различные ручки, в камерах нечаянно установили иную температуру. И Цахилганов ощущал теперь невнятную боль в затылке, от которой натягивало и словно перекручивало мышцы шеи. Он хотел бы подстегнуть его, своё тело,
к какому-то немедленному,
резкому действию.
«Девочка моя, — кричал бы он отсюда Степаниде, если бы мог. — Остановись! Не надо никакой стрельбы. Есть «Ослябя»! Программа, созданная в чёрной неволе про чёрный день страны! Тебе не обязательно становиться убийцей, потому что ты не одна,
— не — одна — ты — в — ответе — за — всё!
Я выберусь как-нибудь из этой температурной раскачки, я разнесу этот никелированный импорт, который поймал меня и стал моей тюрьмой –
и камерой, и клеткой, и капканом, и ловушкой…
Я проберусь туда, в лабораторию советского прошлого. Она должна сработать! И тогда они станут бессильны, твои мишени-чудища:
их не потребуется уничтожать —
когда будет покончено с гнездом крамолы…
Они тогда рухнут сами, эти энергетические колоссы на глиняных ногах, потому что…
— они — сами — ничто!»
Странное это время воспитало по своим законам бесчисленные толпы угрюмых мальчиков и девочек в тяжёлых чёрных ботинках, решительно шествующих по гулким мостовым. Они идут в будущее с лицами сирот…
Мальчики и девочки в чёрном
думают и действуют,
как безотцовщина,
беспризорщина,
и в душах их гуляют ночные сквозняки
всех вокзалов
опустошаемой страны,
— украденной — у — них.
«Подождите же вы, несмышлёные и беспощадные, хоть чуть-чуть! — кричал бы им всем Цахилганов. — Не торопитесь перечёркивать нас как вольных и невольных разрушителей будущего. Мы ещё живы,
— полуживы —
и мы не успели, не смогли, не сумели стать опорой для вас. Но…
У вас есть отцы!»
Сын — Божий — хотя — спасти — свою — тварь — отческих — ядр — не — отступи — не — отступи…
Однако человек в милицейской форме, снова принявшийся вертеть ручку регулятора, вдруг решительно установил стрелку ровно посредине,
чтобы не ошибиться и не напортачить ненароком.
— Этими вертелками ничего не открывается, — почёсывал он залысины под фуражкой. — Написано хрен знает, по-каковски. На трезвую голову не поймёшь… Короче. Ищите ключи! В темпе. Ломать их придётся, если они не разомкнутся, эти холодильные ваши камеры х-хранения,