5/4 накануне тишины
Шрифт:
— Скажи, а почему у вас, у сочинителей, герой нашего времени непременно беден, соплив, кривобок, обижен всеми и пьян, как свинья? Отчего он не таков, как я? Не смел, не удачлив, не весел?.. Вот сядем как-нибудь — и обсудим! Как, бишь, тебя зовут-то, горемыка?..
Но под московской тахтой Цахилганова появилась огромная жестяная банка из-под сельди, полная необработанных, тусклых и шершавых, изумрудов, залитых водой: ему казалось, что, отмокнув как следует, они вот-вот заблестят, засверкают. И первым делом, проснувшись, Цахилганов
он проверял наощупь, не долить ли ещё,
а потом нетерпеливо колупал каменную коросту ногтем — и уезжал, матерясь.
Он не вспомнил о литераторе ни разу.
О, благодаря Соловейчику, не оставшемуся в накладе, Цахилганов заполучил, в то самое время, кучу зелени — на приватизации и перепродаже двух обогатительных участков и одного угольного разреза в Карагане, но что об этом толковать.
Так ли уж важно, из чего складывается благополучие,
— получение — блага — то — есть — а — вовсе — не — зарабатыванье.
— Спи, Любочка. Бедная моя… Тебе не больно? Спи.
Да, никогда ещё на просторах России не было — и не будет никогда — столь соответствующих Цахилганову времён, как последние!
Так размышлял, помнится, он, глядя в лепнину московского потолка,
— будто — в — раскинувшийся — над — ним — безбрежный — именинный — торт — перевёрнутый — и — готовый — ронять — кремовые — туберозы — в — рот — как — только — откроешь — его — пошире.
Перевозбуждённый все эти годы, Цахилганов казался себе похожим на пьяного подростка, которому ставили множество пятёрок, освободив при этом от уроков.
Жить во всю ширь — разве не славно? И преизбыточны возможности! Неподсудны действия! И трубят повсюду рога самообогащения!..
Рога изобилия?
Рога — из — обилия — вырастающие?..
Так или иначе,
— рога — рога — рога — торжествуют — всюду — рога — и — копыта —
а дух мелкого местечкового мошенника, долго томившийся в двух адских зачитанных книжках, выскочил наружу, и, победив социализм,
«Я могу загипнотизировать эту страну…»,
вспарывал теперь недра России, будто подушки стульев, и царил, и грабил, множа себе подобных, и сбывал награбленное за границей, перелетая туда и сюда уже беспрепятственно, — дух infernalis. Он устроил России всем погромам погром!
Так, с какой же стати ликовал ты — коренной русский Цахилганов? Стремглав примкнувший к рогам — но скупивший, по чистой случайности, бивни?.. Кстати, почему — бивни, именно бивни? (Додумать!)
— Дух infernalis, я был охвачен—
захвачен — схвачен —
им… Спи, Люба. Спи, неприметный ангел мой. Жена моя тихая, сиявшая простенькой красотой всего-то одну весну. Стеснительно и совсем недолго сиявшая. Самая измученная из всех жён на свете…
Почему ты умираешь?
— Но
С Урала, сквозь заснеженное полуобморочное православное пространство, мчались советские составы со свежими шершавыми досками и не разгружались, достигая голодной Москвы. Они прямиком шли за рубеж, снабжённые новыми документами, удостоверяющими, что доски только что прошли в столице новой России новый, незначительный, этап древесной обработки –
распилочные — на — бумаге — превращались — в — обрезные — обрезные — в — грубо — оструганные — а — грубо — оструганные — в — тёсаные — с — торца —
обманно, ловко, играючи. Фальшивые справки стоили сущий пустяк…
Да, погибали окрест леса — от адского пожара, высвобожденного из преисподней:
этот огонь удешевлял лесозаготовку.
Да, задыхались в чаду гари древние святыни Москвы;
новый ворог, золотой телец, выжигал Россию и клеймил её пятнами проплешин.
А за Уралом всё выли и выли, всё визжали бензопилы, вгрызаясь в многовековые живоносные древа российской жизни,
да, да, да,
и цахилгановским составам тем не было конца: они весело уходили из страны
— обманно, играючи, ловко.
И тут уж, так — ради баловства, у Цахилганова появилась крупная подпольная фирма, поставляющая на беспомощные, ошалелые толкучки скверные видеофильмы. И люди принялись внимательно разглядывать, как на экранах извиваются и корчатся безвольные тела их озабоченных соотечественников — живые тела, но употребляемые теперь для мертвящего разврата,
— обманно — ловко — играючи —
словно бездушная розовая резина.
— Не умирай, Люба. Зачем ты покидаешь… всё это. Ведь если не обращать внимания на шалости, то теперь только и жить. А ты…
Лишь между делом, на всякий случай, он открыл филиал фирмы, для копирования фильмов, и в родном своём Карагане,
поскольку наезжал домой время от времени.
Но вдруг — без боя — Цахилганов приостановил «деревообработку» в Москве: там началась череда переделов собственности, ввязываться в которую он мог, но не стал. А заодно разогнал всю прислугу из квартиры:
эти москвичи — большие мастера изображать лицами всяческую преданность и производить руками и ногами бурную сутолоку, умудряясь при этом почти не работать.
Тогда оба его столичных соучредителя, Хапов и Шушонин, сказали, что поняли его сразу и всецело,
— они — ничего — не — могли — слышать — о — том — что — Цахилганов — оказался — носителем — мёртвых — видите — ли — сперматозоидов —
поскольку, и в самом деле, разумнее было ему