5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города

Курпатов Андрей Владимирович

– Ну, смотря какой профессор…

– Правильно, вы пожали плечами. А в сформировавшемся, зрелом, устоявшемся обществе, в обществе с отработанной внутренней структурой то, кто такой профессор, понятно сразу, без оговорок. Это человек, стоящий на определенном уровне социальной лестницы, имеющий определенный уровень доходов, занимающийся определенным родом деятельности. В общем, сказали: «профессор» – и с ним сразу все понятно. Мы знаем о его финансовом достатке, каким уровнем знаний он обладает, чем он занимается, как отдыхает, какое к нему отношение в обществе. Конечно, в каждом отдельном случае есть «нюансы», но мы знаем их диапазон.

Когда

же мы с вами, будучи на российской почве, говорим: «профессор» – мы искренне не понимаем, о ком идет речь. Может быть, о городском сумасшедшем, который отдался науке настолько, что от него одни только рожки да ножки остались? А может быть, о преуспевающем человеке, который купил себе это звание для имиджа или статуса? Может быть, о карьеристе, который не способен по-другому реализовать свои амбиции? А может быть, это и «серая мышь», которая вовремя ходит на работу, кивает головой, где это необходимо, и постепенно движется по иерархической лестнице научных званий? А может быть, речь идет и о реальном сподвижнике, который перебивается с хлеба на воду, с трудом содержит семью, но продолжает работать в избранной области просто потому, что считает это важным?.. В общем, за словом «профессор» в России может скрываться кто угодно. Так что когда звучит слово «профессор», мы теряемся и пожимаем плечами. Образ не рисуется. Ни мотивы, ни положение в обществе, ни финансовое положение этого человека нам непонятны. Как к нему нужно относиться? Неизвестно. В этом смысле мы потеряли социальную структуру, и, конечно, самоидентифицироваться в таком обществе очень и очень сложно.

То же самое можно сказать и о близких отношениях. Что такое семья? Раньше все было понятно – семья организовывала жизненное пространство человека, это была ячейка общества в прямом и переносном смысле этого слова. Если ты состоял в браке, ты был немыслим без своей семьи. А сейчас?.. «Формально замужем», у него «две семьи». Или вот вопрос: «Кто твои родители?» – полагаю, более чем понятный для граждан бывшего СССР. Сразу в сознании всплывает графа анкеты – «социальное происхождение». А сейчас что там записано в этой твоей графе?.. Это ровным счетом ни о чем не говорит. Если твои родители успешны – это еще кого-то интересует; если неуспешны, то это не интересует совершенно никого. И ни на что не влияет. Общество рассыпалось, потерялись линейные связи: кто, с кем, как, в каких отношениях и почему состоит – непонятно. А если непонятно, то кто может стать авторитетом? Кто самим фактом своего присутствия в пространстве будет вызывать у нас уважение?

Даже «звезды»… Ну уж казалось бы – «навершине-навершине», народные любимцы. Ага… Три раза. «Купленные», «продажные», «сделанные», «пустышки», под «фанеру» поющие. Я, конечно, не одобряю поведение Филиппа Киркорова в отношении «розовой кофточки». Но все ли поняли, что тогда случилось?.. Его реакция была не реакцией нападения, а реакцией защиты! Просто этой «розовой кофточке» досталось за всех нападавших скопом, вот и возникло ощущение асимметричного ответа. А на самом деле была ли эта асимметрия? Его затюкали, завозюкали, ну вот он и выступил. Хорош, конечно. Ничего не скажешь… Но вполне себе объяснимое поведение. Не по форме, разумеется, тут стопроцентный ужас, а по сути. В общем, очень знаковым было это событие, если кто не понял. Отражающим общую картину времени…

Я помню, как впервые увидел съемку этой достопамятной пресс-конференции. Генеральный продюсер одного из каналов заметил меня идущим по коридору и закричал: «Доктор, идите сюда скорее, что я вам покажу!» – так его распирало, что не мог он не поделиться хоть с кем-нибудь своим восторгом. Я захожу, он включает на компьютере видеозапись, ну и там – пресс-конференция, Киркоров, мат-перемат…

«Вот дает! Вот молодец! Вот их как надо всех! – комментирует генпродюсер. – А то ведь сколько это можно! Совсем заели! Ничего не соображают, вопроса нормального задать не могут, ничего не знают, потом еще полную

ерунду напишут, а ведь судят-судят! Она хоть раз в жизни так работала, как он?! Она хоть понимает, что такое работать, как он работает?! Ни черта не понимает, сидит в своей газетенке и думает, что она центр вселенной!»

Причем, замечу, сам этот оратор без особого восторга, мягко говоря, относился к Киркорову. Но здесь ведь он не конкретного певца поддерживал. Он поддерживал войну «звезд» против «незвезд». Одни их – «звезд» то есть – на кухне полощут, другие – в газете; а те – то есть «звезды» – тихо ненавидят своих полоскателей. А иногда и не тихо. Вот Киркоров, например, не сдержался. А потом, кстати сказать, эти «звезды» и «генпродюсеры» – с таким-то отношением к потребителям своего продукта – будут делать «массовую культуру». Можете себе представить, что получится? Впрочем, можете даже не представлять. Достаточно включить телевизор.

Это все к вопросу авторитетов. Откуда им взяться-то? Небо упало на землю, все перемешалось, и где теперь кто – непонятно категорически.

– Все равно не понимаю. Объясните на конкретном примере, какие психологические законы ответственны за то, что, когда наши наконец-то на Олимпиаде обошли всех и встали на первое место по золотым медалям, мы с мужем начали обниматься от радости? А когда канадки наших хоккеисток обнесли 12:0 – было такое ощущение, будто тебя самого в подъезде избили. Что это?

– Вы гимн в этот момент хотели слушать? Или вам было достаточно того, что они победили?

– Наверное, достаточно. Хотя и гимн послушать тоже приятно…

Вопрос про гимн меня смутил, вызвал какую-то тревогу. Кажется, это не простое любопытство Андрея.

– Я просто хочу разобраться в этой вашей потребности. Если бы страна победила – вы бы гимн хотели услышать?

– Я хотела, чтобы победили НАШИ. Кто такие – «наши»?

– «Наши» – это то, что рождается в противопоставлении. Если мы с вами сейчас начнем играть в подкидного дурака, у нас будет еще пара компаньонов, играющих против нас, то мы будем друг за друга радеть, за «наших», против «них», «других», «чужих», «не наших», «врагов наших». «Наши» – это самая простая штука. Находим общего врага, и вмиг появляются «наши», а как только появляются «наши», сразу нам счастливо и спокойно, поскольку мы не одни, мы – «банда». Впервые особое значение «нашим», кстати сказать, придал Ф.М. Достоевский. В романе «Бесы» у него собственно «бесы» – компания заговорщиков – и есть «наши». Даже одна глава так называется – «Наши». Бандитствующая группировка…

А что касается современного российского спорта, то тут, мне кажется, заслуги страны и государства несколько преувеличены. Думаю, всегда так было, но, с другой стороны, государство, по крайней мере, идеологией наших спортсменов обеспечивало – мол, вы великое дело делаете, когда советское государство выводите на первое место! А сейчас российский спорт – это же не спорт страны, это спорт отдельных россиян, причем значительная часть их и в России-то не живет, потому что и некомфортно, и тренироваться негде. В общем, наш спорт – это теперь не история страны, это человеческие истории. Когда Евгений Плющенко выступал на последней Олимпиаде, я не страной восхищался, а самим фигуристом. У него перед этим травма была серьезная, его оперировали, ничего не заживало. Во время тренировок кровь прямо на лед капала. Вот это, мне кажется, настоящий подвиг – его личный, Женин, – профессиональный, спортивный, личностный, человеческий. И все это вне зависимости от того, какое место он занял и прозвучал ли наш гимн.