50 оттенков боли. Природа женской покорности
Шрифт:
После этих предварительных замечаний мы можем вернуться к нашему рассмотрению морального мазохизма. Мы говорили, что своим поведением в ходе лечения и в жизни соответствующие лица создают впечатление того, что они чрезмерно скованы (gehemmt) морально, находятся под властью какой-то особенно чувствительной совести, хотя сознание подобной сверхморали у них полностью отсутствует. При ближайшем рассмотрении, однако, мы замечаем различие, которое отделяет подобное бессознательное продолжение морали от морального мазохизма. В первом случае акцент падает на повышенный садизм Сверх-Я, которому Я подчиняется, во втором, напротив, – на собственный мазохизм Я, которое добивается наказания, исходит ли оно от Сверх-Я или же от родительских сил [вовне]. Наше первоначальное смешение двух случаев можно извинить, поскольку оба раза речь идет об отношении между Я и Сверх-Я (или равным ему силам); в обоих случаях дело сводится к потребности, которая удовлетворяется наказанием и страданием. И тогда едва ли
Бессознательность морального мазохизма выводит нас на один бросающийся в глаза след. Мы смогли перевести выражение «бессознательное чувство вины» как потребность в наказании от рук какой-то родительской силы. Теперь мы знаем, что столь часто встречающееся в фантазиях желание быть избитым отцом стоит весьма близко к другому желанию – вступить с ним в пассивную (женскую) сексуальную связь, – и является не чем иным, как его регрессивным искажением. Если вложить это объяснение в содержание морального мазохизма, то нам станет ясен его тайный смысл. Совесть и мораль возникли через преодоление, десексуализацию Эдипова комплекса; через моральный мазохизм мораль вновь сексуализируется, Эдипов комплекс воскрешается, проторивается путь регрессии от морали к Эдипову комплексу.
Выгоды от этого нет ни морали, ни данному лицу. Хотя индивид и может, наряду со своим мазохизмом, сохранить – полностью или в известной мере – свою нравственность, добрая часть его совести может, однако, и пропасть в мазохизме. С другой стороны, мазохизм создает искушение совершать «греховные» поступки, которые должны затем искупаться упреками садистской совести (как это часто бывает у столь многих русских типов характера) или наказанием, исходящим от великой родительской силы судьбы. Чтобы спровоцировать кару со стороны этого последнего родительского представителя, мазохист должен делать нечто нецелесообразное, работать против собственной выгоды, разрушать те перспективы, которые открываются ему в реальном мире и, возможно даже, покончить со своим реальным существованием.
Обращение (Ruckwendung) садизма против собственного Я закономерно происходит при культурном подавлении влечений, которое удерживает большую часть разрушительных инстинктивных компонентов от их применения в жизни. Можно себе представить, что эта отступившая доля разрушительного влечения проявляется в Я как интенсификация мазохизма. Но феномен совести позволяет нам предположить, что возвращающаяся из внешнего мира деструктивность воспринимается также, без трансформации такого рода, и Сверх-Я, интенсифицируя его садизм в отношении Я. Садизм Сверх-Я и мазохизм Я дополняют друг друга и объединяются для произведения одних и тех же следствий. Я думаю, только так можно понять то, что результатом подавления влечений – часто или во всех вообще случаях – является чувство вины и что совесть становится тем суровее и чувствительнее, чем больше человек воздерживается от агрессии против других [28] . Можно было бы ожидать того, что индивид, знающий, что он имеет обыкновение избегать нежелательных с культурной точки зрения агрессивных актов, имеет по этой причине хорошую совесть и с меньшей подозрительностью присматривает за своим Я. Обычно дело представляют так, будто бы нравственные требования были первичны, а отказ от влечений – их следствие. Происхождение нравственности остается при этом без объяснения. На самом деле, как нам кажется, надлежит идти обратным путем; первый отказ от влечений навязывается внешними силами, и он только и создает нравственность, которая выражается в совести и требует дальнейшего отказа от влечений [29] .
28
Ср. «Я и Оно»: «Чем больше человек ограничивает свою агрессию вовне, тем строже, т. е. агрессивнее, он становится в своем Я-идеале… чем больше человек овладевает своей агрессией, тем больше возрастает склонность его идеала к агрессии против его Я» (З. Фрейд. Избранное, London, 1969, с. 181). К этому парадоксу Фрейд возвращается в статье «Несколько добавлений к толкованию сновидений в целом», раздел В (1925, G. W. 1) и полнее обсуждает его в VII гл. работы «Нездоровье в культуре» (1930, G. W. 14).
29
См. VII гл. «Нездоровья в культуре».
Таким образом, моральный мазохизм становится классическим свидетельством в пользу существования смешения влечений. Его опасность заключается в том, что он происходит от влечения смерти, соответствует той его части, которая избежала обращения вовне в качестве некоего разрушительного влечения. Но поскольку он, с другой стороны, имеет значение и какой-то эротический компоненты, то даже саморазрушение личности не может происходить без либидинозного
(1924)
Карен Хорни
Проблема женского мазохизма
По докладу, представленному на заседании Американской Психоаналитической Ассоциации (Вашингтон, 26 декабря 1933 г.)
Интерес к проблеме женского мазохизма распространен далеко за пределами медико-психологических сфер, так как, по крайней мере для тех, кто изучает западную культуру, эта проблема затрагивает сами основы определения места женщины в культуре. Факты, как мне кажется, свидетельствуют, что в нашей культуре мазохистский феномен чаще встречается у женщин, чем у мужчин. Имеются два подхода к объяснению этого наблюдения. Первый – это попытка выяснить, не присущи ли мазохистские тенденции самой женской природе. Второй – оценить роль социальных условий в происхождении существующих между полами различий в частоте мазохистских тенденций.
В психоаналитической литературе, судя по работам таких авторов, как Шандор Радо и Хелен Дейч, до сих пор проблема рассматривалась только с точки зрения на женский мазохизм как на психическое последствие анатомической разницы полов. Психоанализ, таким образом, предоставлял свой научный аппарат для поддержки теории исконного родства между мазохизмом и женским организмом. Возможность социальной обусловленности с психоаналитической точки зрения пока еще не рассматривалась.
Задача настоящей статьи – попытаться раскрыть соотношение биологических и культуральных факторов в этой проблеме, а также рассмотреть валидность имеющихся на этот счет психоаналитических данных и задаться вопросом, можно ли использовать психоаналитический метод для исследования возможной социальной обусловленности этого явления.
Приведем вначале существующие на данный момент психоаналитические представления.
Специфическое удовлетворение, которое ищет и находит женщина в половой жизни и в материнстве, носит мазохистский характер. Глубинное содержание ранних сексуальных желаний и фантазий, относящихся к отцу, составляет стремление быть изувеченной, то есть кастрированной им [30] . Менструация имеет скрытый смысл переживания мазохистского опыта. В половом акте женщина тайно стремится к насилию и жестокости, или – в психическом плане – к унижению. Процесс деторождения дает ей бессознательное мазохистское удовлетворение, также как и материнские обязанности по отношению к ребенку. Более того, если для мужчины характерны мазохистские фантазии или действия, это является выражением его подсознательного стремления играть роль женщины.
30
Хорни, безусловно, умышленно примитивизирует существовавшие в раннем психоанализе схематические упрощенные представления, и делает это, по-видимому, отчасти в силу ее соперничества в области женской психологии с уже многократно упомянутой Хелен Дейч
Дейч [31] предполагает существование генетического фактора биологической природы, который ведет с неизбежностью к мазохистской концепции женской роли. Радо [32] указывает на неизбежное обстоятельство, направляющее сексуальное развитие по мазохистскому руслу. Существует разница мнений лишь в одном: представляют ли особые женские формы мазохизма отклонение в развитии женщины, или являются «нормальной» женской установкой.
Предполагается, по крайней мере, по умолчанию, что мазохистские наклонности также гораздо чаще встречаются у женщин, чем у мужчин. Такое заключение неизбежно, если придерживаться основной психоаналитической теории, что поведение в жизни в целом строится по образцу сексуального поведения, а оно у женщин считается мазохистским. Поэтому, если большинство женщин или все они – мазохистичны в своем отношении к половой жизни и репродукции, то и во внесексуальных областях мазохисткие тенденции будут у них с неизбежностью проявляться гораздо чаще, чем у мужчин.
31
Дейч X. «Женский мазохизм и его отношение к фригидности» Intern. Zeitschr. f. PsychoanaL, II (1930)
32
Радо Ш. «Страх кастрации у женщины». Psychoanalytic Quarterly, III–IV (1933)
Такие рассуждения показывают, что оба автора по существу имеют дело с проблемой нормальной женской психологии, а не исключительно с проблемой психопатологии. Радо утверждает, что он рассматривает только патологические явления, но из его теории о происхождении женского мазохизма нельзя не заключить, что половая жизнь подавляющего большинства женщин патологична. Разница между его взглядами и взглядами Дейч, утверждающей, что быть женщиной – значит быть мазохистичной, таким образом, скорее теоретическая, чем практическая.