50 Приемов Письма
Шрифт:
«Когда я читаю о еде, бывает достаточно одного слова, чтобы вызвать цепную реакцию ассоциаций. Я как фетишист по обуви, которому необязательно видеть предмет страсти, достаточно ухватить надпись «лодочки, размер 6 1/2 » и он готов. Когда я встречаю французское слово «plein», что значит «полный», я тут же переношусь в то время, где мне 15 лет и после того, как я съела внушительную порцию цыпленка с эстрагоном, я сказала моим парижским хозяевам, что я «plein», прилагательное, которое относится только к беременным женщинам и недоенным коровам. Слово «куропатка» катапультирует меня на 10 лет назад в то время, когда я ходила в экспедицию в канадскую Арктику. Тогда специалист по белым медведям, осатаневший от консервированных бобов, подстрелил
Автор может использовать короткий абзац, особенно после длинного, чтобы подвести читателя к внезапной, драматичной остановке. Рассмотрим пример из Джима Двайера [Jim Dwyer], где группа людей пытается выбраться из остановившегося лифта во Всемирном Торговом Центре, имея в своем распоряжении скребок для мытья стекол:
«Они не могли предположить, что их жизни будут зависеть от примитивного инструмента.
Через 10 минут живой голос сообщил через интерком: «Произошел взрыв». Затем интерком смолк. В кабину лифта пополз дым. Один мужчина ругнулся в адрес небоскребов. Мистер Феникс, самый высокий, инженер по профессии, потыкал люк. Остальные пытались открыть двери лифта, разжимая их длинной деревянной ручкой от скребка для мытья стекол.
Выхода не было».
Это техника — абзац в три слова после абзаца в 51 слово — хороша, но может пострадать от чрезмерного использования. Здесь скрыта большая сила. Вот еще один пример из Дэвида Брукса [David Brooks], критика из газеты «The New York Times».
«Малколм Гладвел [Malcolm Gladwell] написал книгу о силе первых впечатлений, и поэтому каждое эссе, включая это, теперь будет начинаться с первого впечатления о книге.
Мое впечатление: забавно».
Журналисты и редакторы варьируют длину абзацев, чтобы подогнать текст под ширину колонки. Авторы книг используют более длинные параграфы, не давая читателю отдыха. Но если впихнуть книжный абзац в газетный формат, получится серый могильный камень на полосе. И наоборот, серия телеграфных газетных абзацев, превращенная в книгу, рябит от «воздуха» на листе.
«Разбивка на абзацы — это и вопрос зрения, — пишет Фаулер. — Читатель скорее приступит к чтению, если он видит, что время от времени будут встречаться абзацы-передышки, чем если текст перед ним похож на марафонский бег».
Практикум
1. Прочтите выше абзац Анны Фадиман, в котором 164 слова. Смогли бы Вы при необходимости разбить его на 2 или 3 абзаца? Обсудите решение с коллегой.
2. Просмотрите собственные недавние работы. Обращайте внимание на цепочки длинных или коротких абзацев. Возможно ли разбить длинные абзацы на более короткие части? Может, стоит объединить абзацы из одного предложения?
3. Читая литературу и публицистику, обращайте внимание на длину абзацев. Ищите абзацы очень длинные или совсем короткие. Попытайтесь понять цель автора.
4. При чтении обращайте внимание на охлаждающий эффект «воздуха», особенно в конце абзацев. Использует ли автор воздух для акцентирования читательского внимания.
№ 43: Самокритика. Начинайте с легкой и приятной, заканчивайте грубой и откровенной
Поначалу ограничивайте самокритику. Дайте ей волю во время переработки.
Когда я перебираю свою библиотеку книг о письме, я обнаруживаю, что книги распадаются на две большие категории. Одна часть — книги, написанные в основном авторами-мужчинами. Здесь есть такие работы, как «Элементы стиля» [The Elements of Style] и «Писать хорошо» [On Writing Well]. В этих классических текстах от Странка и Вайта [Strunk & White] и Вильяма Зинсера [William Zinsser]
Великие книги этих женщин берут свое начало, по крайней мере, в 1930-х, когда Доротея Бранд [Dorothea Brande] написала книгу «Стать писателем» [Becoming a Writer] (1934) и Бренда Улэнд [Brenda Ueland] написала «Если вы хотите писать» [If You Want to Write] (1938). Слава богу, обе книги продолжают выходить, призывая новые поколения влиться в сообщество писателей.
Бранд делится, что предпочитает кофе, полумягкий простой карандаш и бесшумную портативную печатную машинку. Она дает совет, что должен читать писатель и когда он должен писать. В сфере ее интереса раздумье, подражание, тренировка и отдых. Но лучше всего она пишет о самокритике. Чтобы стать регулярным автором, утверждает она, нужно заставить замолчать в себе критика еще в самом начале. Внутренний критик может оказаться полезным, только когда большая часть уже сделана, когда Вы переходите к оценке и переработке. Под влиянием идей Фрейда, она говорит, что на ранней стадии творчества автор должен писать свободно, «включая бессознательное»:
«До этого момента лучше сопротивляться соблазну перечитывать написанное. Пока Вы тренируетесь писать легко и свободно и учитесь писать при любых обстоятельствах, чем реже Вы обращаете критический взгляд на свою работу, тем лучше — даже если это беглый взгляд. Превосходство или тривиальность Вашего текста до этого момента не рассматриваются.
Но теперь, самое время вернуться и беспристрастно изучить написанное, это может оказаться весьма полезным».
Сорок лет спустя, другая женщина-писатель — Гэйл Годвин [Gail Godwin] — пишет на ту же тему в эссе «Сторож у ворот» [The Watcher at the Gate] (1974). Для Годвин, сторож — это «сдерживающий критик, который живет во мне», и который проявляется в разных формах, чтобы ограничить творчество:
«Удивительно, как далеко может пойти сторож, чтобы не дать Вам увлечься полетом собственного воображения. Сторожи — это пресловутые точилки для карандашей, сменные картриджи, лейки для растений, починки по дому и ненависть к беспорядку в доме или на столе. Они — принудительные надсмотрщики. Они культивируют прихоти, которые, по их мнению, присущи «писателям». И они скорее умрут (и уведут с собой в могилу Ваше вдохновение), чем рискнут сделать из себя посмешище».
Как и Бранд, Годвин заимствует центральные образы из Фрейда и цитирует Шиллера: «В случае с творческим сознанием… интеллект отзывает своих сторожей у ворот, и идеи врываются… и только тогда ум инспектирует и оценивает это множество». Шиллер распекает приятеля: «Ты отказываешься слишком быстро и отвергаешь слишком бескомпромиссно».
Бренда Улэнд борется с внутренним и внешним критицизмом со страстью принцессы-воительницы и рвением суфражистки [92] . Название одной из глав ее книги: «Почему женщины, которые делают слишком много работы по дому, должны пренебречь этим ради письма». В первой главе она декларирует: «Все талантливы, оригинальны и имеют нечто важное сообщить миру».
Она отмечает, что «все люди, которые пытаются писать… становятся беспокойными, зажатыми, натянутыми, превращаются в педантов, которые больше всего на свете боятся, что напишут нечто, что будет не так хорошо, как Шекспир». Это все громкий голос критика, один циклопический сторож:
92
Участница движения за предоставление женщинам избирательных прав (прим. пер.)