50 знаменитых больных
Шрифт:
Осенью он вернулся в школу. Второй год разительно отличался от первого. Теперь его окружали старые друзья, «.я знал всех, и все знали меня». А еще через некоторое время появилась возможность попасть в класс фортепиано и стать настоящим джазовым пианистом, как мистер Пит. Правда, «ни о каком джазе не могло быть и речи. Учили только классическую музыку — Шопен, Штраус. Я был неплохим учеником, но отнюдь не выдающимся. У преподавателей со мной не было проблем — не считая того, что я всегда с большим удовольствием играл джаз, чем классику. Время от времени меня ловили за этим — и слегка ругали».
В
Но наибольшее влияние на Рэя оказал Нат Кинг Коул. Мальчишку просто потрясла его манера игры и чувственный, романтический вокал. «Он сумел совместить в себе джазовую импровизацию, чарующие мелодии, настоящий «горячий» ритм и истинный блюз». И «моей программой было стать юным Натом Кинг Коулом».
Впрочем, Рэй был не единственным талантливым музыкантом в школе — он рос в атмосфере творческого соперничества. Этот опыт конкуренции пригодился ему уже несколько лет спустя, когда Чарльз вышел на «взрослую» сцену.
Учительница музыки обеспечила Рэю первый ангажемент. Его стали приглашать на собрания и чаепития всяческих местных комитетов и фондов. Конечно, там он играл не блюз или буги-вуги, а что-то из популярной музыки. Вознаграждение было чисто символическим — леденцы, фрукты, время от времени перепадали мелкие монеты; иногда, если собрание было особенно многолюдным, набиралось два-три доллара. Неплохие деньги для бедняка, но гораздо больше любой платы Рэй гордился любовью публики.
Уже тогда Рэй открыл в себе способность сочинять музыку. «Мне было уже недостаточно просто играть — я хотел знать, как пишут музыку, я пытался сделать свои аранжировки. Впервые я услышал, как исполняют МОЕ произведение, когда мне было двенадцать. Играл наш маленький школьный оркестр — что-то около десяти музыкантов. Я навсегда запомнил чувства, испытанные мной в тот момент».
Надо сказать, что школа расширила не только музыкальные познания Рэя. Он освоил машинопись и научился играть в азартные игры — сначала в домино, а потом в карты. Он разметил их шрифтом Брайля и играл очень неплохо.
Круг друзей Рэя расширялся как в школе, так и дома. В Гринсвилле Рэй подружился с мистером Джонсоном, владельцем одного из гринсвилльских кафе. Тот уговорил нескольких знакомых скинуться и купить Рэю кларнет. Радости мальчика не было предела, он не расставался с инструментом, «как будто это была третья рука или нога.»
И мистер Пит, и мистер Джонсон разрешали Рэю водить машину. Сами они, разумеется, сидели на соседнем сиденье и руководили — где притормозить, где повернуть. Кроме автомобиля, Рэй научился ездить на мотоцикле. Мотоциклисты обычно ездили большой компанией, и Рэй ориентировался по звуку движущихся рядом мотоциклов.
В тринадцать лет Рэю удалось сыграть в составе настоящего биг-бэнда,
Жизнь была прекрасна. Рэя любили одноклассники, уважали учителя, он наслаждался игрой на пианино, постепенно становился популярным музыкантом.
В мае 1945 года все пошло наперекосяк. Рэю не было пятнадцати лет, когда умерла мама. Ей самой было всего тридцать два. В школе ему просто сказали: твоя мама умерла. «Ничто в жизни не потрясло меня так сильно. Ни смерть Джо ржа, ни слепота. Ничто.»
Рета твердила ему, что настанет время, когда ее не будет рядом, что она рано или поздно умрет — и Рэю придется самому заботиться о себе. Но то были просто слова. Мама была если не рядом, то в Гринсвилле, и, приезжая на каникулы, мальчик сразу попадал в материнские объятия.
А теперь мамы не было. Рэй не помнил, как добрался до дома. Рядом была Мэри Джейн, пришли мистер Пит и мистер Джонсон с с женами, соседи. «Это неописуемо. Как будто мир опрокинулся. Я не мог есть, не мог спать, не мог разговаривать. Не мог даже заплакать. Я пребывал в каком-то ступоре. Не знаю, чем это могло закончиться — меня выручила одна леди, Ma Бек, она была чудесной женщиной, можно сказать, матриархом городка. У нее было двадцать два ребенка! <.> Она говорила со мной не очень долго, но сумела выразить важные для меня мысли. Примерно следующее: «Сынок, ты помнишь, как мама воспитывала тебя, учила быть самостоятельным, независимым. Она давала тебе понять, что не сможет быть с тобой все время. <.> Наверняка мама сказала бы тебе, что пора перестать жалеть себя, надо заниматься делом и жить дальше». Во время разговора с ней я наконец заплакал. Я рыдал, как ребенок, несколько дней, но мне стало легче.»
И Рэй продолжал жить — теперь в одиночестве. То лето стало поворотным в жизни Рэя. Он провел его в серьезных размышлениях о будущем, вспоминая напутствия матери: «Ты не должен побираться. Ты должен найти в жизни свой путь». Он не пошел ни к пастору, ни к доктору: «.я знал, что они мне скажут: возвращайся в школу. Но я не хотел этого делать». Он решил, что пришла пора жить взрослой жизнью. Но как?
За что зацепиться в жизни слепому пятнадцатилетнему чернокожему сироте? Это сегодня в США масса социальных программ для так называемых «неконкурентоспособных» групп населения. Но в сороковые ничего подобного не было. Впрочем, если бы программы поддержки тогда были, то Рэй Чарльз, возможно, так и не стал бы знаменитым музыкантом.
Итак, Рэй умел довольно много: он был автомехаником, плотником и портным. Он уверенно обращался с электроаппаратурой и мог бы стать мастером по ее ремонту. Но он думал только о музыке. Это был его путь — он «родился с музыкой в сердце».
Мэри Джейн очень не хотела расставаться с приемным сыном. Но она поступила так, как поступила бы Арета — поддержала стремление парня к самостоятельности и одобрила место, из которого Рэй решил «стартовать» в мир взрослых. Он выбрал крупнейший город Флориды — Джексонвилл. Там у Мэри Джейн была родня, которая обещала помочь Рэю и дать ему жилье на первое время. И Рэй Робинсон, взяв кларнет, отправился в путь.