50 знаменитых чудаков

Скляренко Валентина Марковна

Лучшие «мюнхгаузиады» связаны не с «дополнением» приключений Мюнхгаузена, а с переосмыслением образа главного героя. Если ранние «мюнхгаузиады» словно уводили читателя от реального прототипа, то в XX веке авторы сближали «своего» барона с реальным Мюнхгаузеном. Такое сближение придает главному герою жизненную достоверность, репутация враля сменяется образом романтического мечтателя, а то и правдолюбца. Таковы роман Пауля Шербарта «Мюнхгаузен в Берлине», повесть Сигизмунда Кржижановского «Возвращение Мюнхгаузена», пьеса Вальтера Хазенклевера «Мюнхгаузен», пьеса и киносценарий Григория Горина и поставленный по ним художественный фильм «Тот самый Мюнхгаузен».

Знаменитый барон стал героем всеми любимых книг, пьес и кинофильмов. Дом Мюнхгаузенов в Боденвердере стоит и поныне, в нем сейчас расположена городская администрация. А по соседству – небольшой музей Мюнхгаузена. Городок на

реке Везер украшают скульптуры знаменитого земляка и литературного героя. В Боденвердере есть оригинальный памятник-фонтан, который изображает барона восседающим на половинке лошади, жадно приникшей к колодцу, и, точь-в-точь как в его рассказе, взору обернувшегося всадника предстает поток воды, выливающейся у него за спиной. В 2004 году в Москве был открыт памятник «Барону Мюнхгаузену – Человеку, способному вытащить себя и других из болота». Самый правдивый человек в мире вернулся и в Калининград, где российскому офицеру и литературному герою открыли памятник: почти трехтонный металлический барельеф установлен в парке у Театра кукол. На нем изображен полет Мюнхгаузена на пушечном ядре.

На родине барона принято считать олицетворением лживости. А в стране, которой Мюнхгаузен служил верой и правдой, искренне верят как человеку, у которого на каждый день запланирован подвиг!

НАЩОКИН ПАВЕЛ ВОИНОВИЧ

(род. в 1801 г. – ум. в 1854 г.)

Имя Нащокина лучше всего известно пушкинистам. Во многочисленных монографиях, посвященных жизни Пушкина, Павел Воинович упоминается как самый преданный и верный друг и поклонник поэта. Как правило, ближайшее окружение гениев оказывается в тени. Нащокина эта участь миновала. Он был личностью более чем известной. Один из первых посвященных ему очерков появился под рубрикой «Московские оригиналы былых времен».

Павел Воинович Нащокин имел репутацию чудака – надо сказать, вполне заслуженную. Тем не менее, его современники чуть ли не в один голос называли его человеком редкого обаяния, ума и доброты. Казалось бы, к чудакам обычно относятся несколько свысока, однако Павел Воинович пользовался всеобщим уважением, несмотря на то что его образ жизни несколько отличался от общепринятого… Впрочем, судите сами.

Павел Воинович происходил из дворянского рода. Его отец, Воин Васильевич Нащокин, был одной из заметных фигур Екатерининской эпохи, был принят при дворе, но после прихода к власти Павла I вышел в отставку. По семейному преданию, когда Павел спросил Воина Васильевича о причине отставки, тот, ничуть не смутившись, заявил: «Вы горячи, я горяч, – нам вместе не ужиться». Государь подарил Нащокину деревню в Воронежской губернии, и он зажил там барином. По воспоминаниям Павла Нащокина, в их доме царили весьма своеобразные порядки. Скажем, когда отцу приходилось куда-либо выезжать, это превращалось в настоящую экспедицию. Впереди на рослой лошади ехал поляк Куликовский с валторной, с помощью которой он подавал сигналы привала и похода. Следом ехала одноколка Воина Васильевича, за которой (на случай дождя) шла двухместная карета. Под козлами кареты ехал любимый шут Нащокина – Иван Степанович. Дальше выстраивался целый обоз: кареты с прислугой, фуры с борзыми собаками, буфет на 16 лошадях и даже повозки с различной мебелью – барин любил путешествовать с комфортом и останавливаться предпочитал прямо в поле.

Мать Нащокина была из рода Нелидовых. История ее знакомства с будущим мужем, ставшая одним из семейных преданий, может вызвать удивление и у сегодняшних читателей. Воин Васильевич, заблудившись на охоте, приехал в дом Нелидовых. Ситуация, в общем-то, совершенно обычная – в те времена люди редко отказывали в гостеприимстве даже случайным путникам – разумеется, своего круга. Удивительно другое: Воин Нащокин до такой степени влюбился в дочь Нелидова, что не захотел ждать буквально ни дня. На то, чтобы добиться руки и сердца Нелидовой (а кроме того – благословения на брак ее родных, что намного труднее), Воину Васильевичу понадобились всего лишь сутки. Свадьба состоялась на следующий день, и с тех пор супруги были неразлучны. В записках Павла Нащокина есть упоминание о том, как складывалась семейная жизнь его родителей: «Отец мой ее любил, но содержал в строгости. Много вытерпела она от его причуд. Например: она боялась воды. Отец мой в волновую погоду сажал ее в рыбачью лодку и катал по Волге. Иногда,

чтоб приучить ее к военной жизни, сажал ее на пушку и палил из-под нее». Неудивительно, что Павел, с детства привыкший к тому, что в доме всегда шумно, весело и необыкновенно, повзрослев почувствовал тягу к такому же положению вещей.

Разумеется, дети в семье Нащокиных, как и в других дворянских семьях, не только развлекались. Отец не жалел средств на учителей, которые занимались с самим Павлом и его братом. Сестра в то время жила в Москве. Однако домашнее воспитание могло лишь заложить основы образования, поэтому в 1814 году Павел Нащокин поступил в Благородный пансион при знаменитом Царскосельском лицее. Это, казалось бы, не слишком значительное событие оказало огромное влияние на всю последующую жизнь Павла Нащокина. Дело в том, что одновременно с ним в пансионе учился Лев Пушкин – брат Александра Сергеевича. Во время одного из визитов поэта к брату и состоялось знакомство Пушкина и Нащокина, которое позже переросло в тесную дружбу. Пушкин держал его в курсе своих литературных дел, делился житейскими неурядицами, следовал его советам, как человека опытного и доброжелательного.

Впрочем, об этом периоде жизни Нащокина историкам известно не слишком много. В обнаруженных ими документах упоминается лишь, что Павел Нащокин курса не завершил – не то разочаровавшись в науках, не то под влиянием каких-то жизненных обстоятельств. Вместо того чтобы корпеть над переводами с латыни и греческого, Нащокин отправляется в армию. Есть сведения, что в 1819–1823 годах он служил вначале в Измайловском, а затем в Кавалергардском полку. В 1823 году Павел Воинович вышел в отставку «по домашним обстоятельствам» в чине поручика и более не служил.

Недостатка в средствах Павел Воинович мог не опасаться, поэтому довольно скоро стал вести тот образ жизни, который вызывал у современников удивление и зависть. Нащокина охотно принимали в лучших домах Петербурга, он был настоящей находкой для общества. К деньгам он относился легко, охотно покровительствовал художникам и артистам. Но что вызывало наибольшее изумление общества – это страсть Нащокина к покупке на первый взгляд абсолютно бесполезных вещей: китайских безделушек, бронзы, мраморных ваз. Если какая-то из выставленных вещей ему нравилась, он, не торгуясь, платил за нее любые деньги. Если бы Нащокиным двигало стремление создать собственный домашний музей, это было бы более-менее понятно – коллекционированием увлекались многие. Но дело в том, что Павел Воинович раздаривал свои приобретения не менее охотно, чем их покупал. Достаточно привести лишь один пример: как-то раз Нащокин приобрел за баснословные деньги… маленький восковой огарок, перед которым знаменитая актриса Асенкова учила свою лучшую роль (в роли продавца выступила ее горничная). Покупкой огарка дело не ограничилось: Нащокин велел оправить его в серебро, а затем подарил футляр с огарком кому-то из знакомых.

Но самым известным его «экспонатом» был знаменитый на всю Россию кукольный домик. Это был двухэтажный макет дворянского дома, который представлял собой прямоугольный футляр с раздвижными стеклами. Нащокин стал первым в России, кто воспроизвел в миниатюре всю свою тогдашнюю обстановку: мебель фирмы Гамбса, скатерти, салфетки, фарфоровую и хрустальную посуду (столовые приборы, разложенные на столе, были едва различимы простым глазом). Если судить по сохранившимся миниатюрным предметам, то можно сказать, что в «Домике» были гостиная, столовая, буфетная, кабинет, бильярдная, спальня, будуар, детская. Вероятно, в этот перечень входила и «пушкинская комната». Всего в нащокинском домике насчитывалось более 600 предметов настолько тонкой работы, что даже современные специалисты восхищаются искусством мастеров, сумевших в то время достичь такой тонкости и точности в работе.

Пушкин искренне восхищался «Домиком». Он писал жене: «Дом его отделывается: что за подсвечники, что за сервиз! Он заказал фортепьяно, на котором играть можно будет пауку…» Кстати говоря, жена Нащокина Вера Александровна при помощи тоненьких прутиков действительно играла на игрушечном инструменте. В «Домике» были игрушечные часы, которые показывали время с такой же точностью, что и настоящие, самоварчик, который можно было вскипятить… Все вещи были выполнены по заказу Нащокина русскими искусниками, мастерами по фарфору и бронзе, ювелирами из Германии и Италии. На изготовление миниатюрного шедевра ушло много лет и еще больше денег. «Домик» обошелся Нащокину в 40 тысяч рублей – почти фантастическая по тем временам сумма! За эти деньги можно было купить настоящий особняк. Первоначально Нащокин собирался завещать свой домик Наталье Николаевне Пушкиной. Однако этого обещания выполнить не сумел: игрушечный особняк был заложен и не выкуплен…