50 знаменитых звездных пар
Шрифт:
Ривера был художником, неразрывно связанным с общественной жизнью. В Мексике он примкнул к народникам, совместно с Давидом Сикейросом и другими монументалистами основал «Синдикат художников». В это же время он начал работу над панно в Министерстве образования, которое принесло ему мировую славу. Диего участвовал и в издании газеты «Мачете» – воинственной, наполненной агитационными карикатурами и стихами, которые далеко не у всех вызывали одобрение. Ему нередко угрожали расправой, но он только смеялся. Однако когда студенты стали громить его росписи, Ривера опроверг газетные сплетни о себе и вышел из синдиката.
Такой же бурной была и его личная жизнь. В 1922 г. судьба свела Диего с Гваделупе Марин, которая заставила его на какое-то время забыть обо всех других женщинах. Но бурный темперамент
21 августа 1929 г. 22-летняя Фрида и 43-летний Диего поженились. Огромный, толстый, с выпученными, как у жабы, глазами, он ворвался в жизнь Кал о «как красочный вихрь, полный неожиданностей». Ривера же был покорен юной изысканной и очень красивой женщиной. Она была ярким сплавом западной культуры и мексиканского темперамента. Тот, кто называл их союз загадочным, считая очередным розыгрышем, глубоко ошибался. Спустя годы Кало скажет об этом событии: «В моей жизни было две аварии: одна – когда автобус врезался в трамвай, другая – это Диего. И говоря о нашем союзе с Диего, быть может, чудовищном, но все же священном, скажу: это была любовь».
Однако Ривера никогда не был верным мужем, и Фрида многое ему прощала, но сам он был болезненно ревнив.
Однажды, застав жену в мастерской наедине со скульптором Исаамой Ногучи, он чуть не застрелил бедолагу. Всей душой и телом Кало привязалась к своему необузданному мужчине. Несмотря на мучительные боли, она сопровождала его в Нью-Йорк и Детройт, где он выполнял заказные росписи. И сама работала столько, сколько позволяло здоровье. А еще Фрида мечтала о ребенке, но многочисленные травмы не дали ей счастья материнства – две беременности закончились выкидышами.
Но Ривера не оплакивал вместе с женой потерю детей, не чувствуя в них потребности. От двух жен и любовницы у него было три дочери, которыми он никогда не интересовался. Для Фриды же это было крушением еще одной мечты, трагедией. В ее картинах появляются дети, но чаще всего мертвые. И хотя большинство натюрмортов и пейзажей пронизаны солнцем и светом, а последняя работа называется «Да здравствует жизнь!», картины 1930-х гг. проникнуты болью, отчаянием и страшной символикой безысходности. Но, преодолевая мучительные страдания, Фрида никогда не вовлекала в свои проблемы других людей. Она бывала в компаниях, искрилась юмором, заразительно хохотала, подшучивала над собой, а в искусстве была предельно честна, откровенна и серьезна. Она изображала «свою реальность» без всяких моральных и эстетических преград и ни на одном из автопортретов не улыбалась. Только по ним можно определить, чего ей стоило жить.
1934 г. был тяжелым испытанием для семьи: третья тяжелая беременность Фриды вновь закончилась выкидышем, врачи удалили ей аппендикс, ампутировали пальцы правой ноги. Диего стал жаловаться, что лечение жены «садит его на мель». В довершение ко всему, после бурного романа со скульптором Луизой Невелсон, он совратил младшую сестру Кало, Кристину. Простить этого она уже не могла. Состояние «холодной войны» затянулось на годы, и Фрида тоже стала позволять себе вольности. Скульптор Исаама Ногучи, поэт Карлос Пеллисер, фотограф Николас Мюрей и коллекционер живописи Хайнц Берггрюэн были покорены магией этой раскованной женщины. Семейная жизнь превратилась в ад, и Фрида вначале ушла на другую квартиру, а затем уехала в Нью-Йорк. Она готовила себя к неизбежному разрыву, но жить вдали от Диего долго не смогла. Он был ее самой большой радостью и самым большим горем.
В 1937 г. мексиканское правительство, по ходатайству Риверы, предоставило политическое убежище Льву Троцкому, изгнанному Сталиным из СССР. Диего находился в больнице, и «трибуна русской революции» с женой Натальей встречала Фрида. Она поместила их в своем пустующем «голубом доме» и почти мгновенно пленила старого революционера, который влюбился, как гимназист.
Его жизнь изгнанника не допускала ни веселья, ни легкомыслия, которыми искрилась Кало. Легкий флирт был окутан тайной. Пылкие записки передавались в книгах, общались
Семейная жизнь казалась Фриде пройденным этапом. Ей надоели ревность и измены мужа. Она целиком отдалась творчеству и напряженно работала, готовясь к своей первой выставке, которая состоялась в Нью-Йорке в ноябре 1938 г. В галерее Джульен-Леви было экспонировано 25 картин: «Несмотря на мое недомогание, настроение было прекрасным, меня охватило редкое ощущение свободы от того, что я вдруг оказалась далеко от Диего. Мне захотелось сбросить с себя его эмоциональное давление, испробовать свои чары и самоутвердиться. Я, наверно, казалась всем распущенной. Ничуть не смущаясь, переходила от одного мужчины к другому. В тот вечер, когда открылась выставка, я была крайне возбуждена. Разоделась в пух и прах, и это произвело фурор. В галерее было полно народу. Люди проталкивались к моим картинам, которые, видимо, потрясли их. Это был полный успех…» Половина работ Кало была продана.
Воспрянув духом, она отправилась во Францию, где «отец сюрреализма» Андре Бретон организовал выставку «Вся Мексика». Он представил не только работы Фриды, но и предметы индейских культов и народных промыслов. Экспозиция коммерческого успеха не имела (правда, одну картину Кало купил Лувр), но ее искусство и она сама стали сенсацией пресыщенного искусством Парижа. Уникальность и загадочность мексиканки оставили глубокий след в памяти богемы. А потрясенный Пабло Пикассо признался Ривере в письме: «…Ни ты, дорогой Диего, ни я не умеем рисовать лица так, как Фрида Кало».
В то время художница согласилась на развод с мужем, но продолжала мучительно его любить: «Никто никогда не поймет, как я люблю Диего. Я хочу только одного: чтобы никто не ранил его и не беспокоил, не лишал энергии, которая необходима ему, чтобы жить. Жить так, как ему нравится… Если бы я обладала здоровьем, я хотела бы целиком отдать его Диего…»
Чтобы заглушить боль разлуки, Фрида работала как никогда. Зимой 1939–1940 гг. она написала «Автопортрет с обезьянкой», «Автопортрет с короткой стрижкой», «Автопортрет из шипов и колибри». Она чувствовала себя одинокой, хотя от недостатка внимания мужчин никогда не страдала. Не были равнодушны к ней и женщины. Свои похождения она, тем не менее, тщательно скрывала от Диего, хорошо зная о его ревности.
Супруги не всегда могли быть вместе, но никогда – врозь. В конце 1939 г. они развелись, а в декабре 1941 г. вновь поженились, чтобы уже не расставаться. Впервые Кало выдвинула ряд условий: никакой ревности и измен, терпимость, материальная независимость. «Я так счастлив был вернуть Фриду, что согласился на все», – вспоминал Ривера. Они снова были вместе «и уже навсегда, без ссор, без всего плохого – только для того, чтобы сильно любить друг друга».
Жизнь женщины обрела устойчивость, мучительная любовная зависимость от Диего переросла в спокойное чувство. Фрида продолжала рисовать, а с 1942 г. совместно с мужем начала преподавать в школе искусств «Эсмеральда». Здоровье все чаще и чаще подводило ее. Корсеты – гипсовые, кожаные, стальные (некоторые весили до 20 кг) – только поддерживали ее многострадальное тело, но боль не отступала. В 1945 г. операция на позвоночнике в Нью-Йорке, через год – в Мехико, и запредельная боль, которую снимали только сильные дозы морфия, да и тот она плохо переносила. Ее работы этого периода полны муки, красоты и символики: в картине «Сломанная колонна» обнаженная Фрида плачет, ее тело, стянутое металлическим корсетом, рассечено, открывая вместо позвоночника сломанную античную колонну.