5000 ночей одержимости
Шрифт:
— Если ты не хочешь называть свое имя, тогда расскажи мне все остальное о себе.
— На это уйдет вся ночь. Я должна закончить этот список к понедельнику.
— Ты умираешь в понедельник?
— Ну, нет...
— Тогда, полагаю, у нас есть время. Говори.
Напористость в его голосе вызывала у меня желание открыться. Что в нем было
такого властного и в то же время успокаивающего?
Сделав еще пару глотков, я обнаружила, что принимаюсь за рассказ, начиная
своего детства.
Зайна Миттал хотела только одного ребенка, но случайно у нее оказался запасной.
Предполагалось, что она покончит с этой главой своей жизни, поскольку Милан уже
вырос. Последнее, на что она рассчитывала, - это заботиться о малыше, пока ее
карьера была на подъеме. В результате большую часть детства мною занимались
няни.
В наших отношениях с самого начала была трещина. У мамы и Милана уже была
устоявшаяся связь, в которую я никогда не могла внедриться. Милан стремился стать
финансовым контролером, как и мама. Они взволнованно говорили о колледжах, а
позже о том, в какие фирмы он будет подавать документы. Между тем, я рано проявила
интерес ко всему, что связано с искусством. Искусство не считалось респектабельной
профессией, и мама настаивала на выборе практической карьеры, такой как
управление активами или медицина. Ничего не вышло. Мама никогда не видела
смысла в поступлении в Джульярд, и даже после того, как престижная степень помогла
мне заявить о себе, она часто выражала недовольство моим выбором.
Амит Миттал, в свою очередь, был мужчиной с кроткими манерами. Папа никогда не
критиковал меня, что я очень ценила. Он не был заинтересован во вмешательстве в
семейные дела и часто следовал маминому примеру в тех случаях, когда меня
избегали, а я ненавидела это.
Несмотря на разногласия в отношениях с родителями, мое детство было в целом
удовлетворительным, с хорошими и плохими воспоминаниями. Моя
привилегированная жизнь не знала настоящих трудностей до тех пор, пока не ушла из
жизни моя Dadi. Она была отличным поваром, и я научилась делать то же самое,
следуя за ней по кухне. Я питала слабость к Prada и Louis Vuitton, блестящим вещам и
всему розовому. У меня не было долгосрочных целей, и когда Аксель спросил о моем
пятилетнем плане, единственной мыслью, пришедшей мне в голову, была покупка
коллекционной модели пианино, которая привлекла мое внимание.
Аксель не отрывал взгляда, пока я изливала душу. Он слушал с таким напряжением, что у меня внутри все дрожало в разные моменты разговора. Что-то незнакомое
усилило страх в моей
и безраздельное внимание этого мужчины. Странная печаль охватила меня, я уже
оплакивала потерю. Полное внимание Акселя было непохоже ни на что, что я
испытывала раньше. Несмотря на полуголых официанток и полностью обнаженных
женщин на сцене, его взгляд ни разу не блуждал. Он был сконцентрирован, сосредоточен... почти на грани одержимости. Он хоть раз моргнул?
Я смутно слышала объявление, приветствующее появление на сцене Плюшевой
Кэнди. Вокруг нас раздавались одобрительные возгласы, но они казались
приглушенными на фоне более важного разговора, происходившего в этой красной
угловой кабинке. Аксель все еще не сводил с меня глаз, когда к нашему столику
подошла женщина без верха. Ее задница покачивалась в желтых стрингах и таких же
туфлях на высоком каблуке. Длинные грязные светлые волосы были уложены на одну
сторону и падали на плечо, мерцающие блестки покрывали ее голую грудь.
Как я уже сказала, немного блеска никому не повредит.
Она положила руку на кабинку позади Акселя и, несколько раз хлопнув ресницами, произнесла приторно сладким голосом:
— Привет, ребята, я Толстый Кексик. Как поживают два самых красивых человека в
этом клубе сегодня?
Хотя она спрашивала нас обоих, ее внимание было приковано исключительно к
Акселю. На самом деле, с момента нашего прибытия внимание всего женского
персонала было приковано к Акселю.
— У нас все хорошо, - ответила я, поняв, что Аксель ее не признает. Он действительно
делал всё, что, блядь, хотел.
— Кто-нибудь из вас, суперзвезды-красавчики, хочет танец на коленях?
– Когда Аксель
не отвел от меня взгляда, она лукаво продолжила. — Или, может быть, экскурсию в
приватную комнату?
— Хм.
Мне не хотелось ни того, ни другого, но я поняла, что мы плохо справлялись с
участием в разврате клуба. Я рассеянно полезла в рюкзак и засунула пару двадцаток в
стринги Толстого Кексика, надеясь, что хорошие чаевые станут достаточным вкладом в
экономику клуба.
— О, спасибо, милая, - промурлыкала она. Её внимание внезапно переключилось на
меня, недолгая страсть к Акселю была почти забыта. — В самый раз для особого
обращения. Приготовься.
Не успела я опомниться, как Толстый Кексик забралась внутрь круглой кабинки.
Деньги были лишь чаевыми, однако она восприняла их как приглашение исполнить