56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
Шрифт:
– Так мы их не выбьем, – доставая сигареты, категорично возражаю я и смотрю, как недовольно морщится Петровский. – Они за камнями попрячутся и будут отстреливаться. Вот и будем друг в друга до темноты пулять.
– Ты кто? – с едким сарказмом спрашивает меня Сашка Петровский. – Может, фельдмаршал? Аль генерал? – и резко повышая голос: – Ты чего меня учишь?! Думаешь, я сам не знаю? Может, ты предложишь: «В атаку, вперед!» Побить-то мы их побьем, а сколько ребят положим?! За камнями попрячутся, – ехидно передразнивая меня, хлещет словами ротный, – вот и пусть прячутся. Во-первых, по дороге они стрелять больше не смогут. Во-вторых, мы на них вертолеты наведем.
Все так и вышло. Открыв огонь по распределенным целям, мы связали духов. По окруженному батальону никто из них больше не стрелял. Наш огонь был малоэффективен. Зато и они по нам точно попасть не могли. Во взрыватель мины я, конечно, не попал, зато к своим минометам никто из «духов» больше не сунулся. Они по камням расползлись и отстреливались, мы за своими камнями сидели и постреливали. Обычная перестрелка – это для нас. А вот для них… через полчаса перестрелки по рации Петровский навел на них звено вертолетов, трассерами и сигнальными ракетами мы указали пилотам цели. На духовских позициях от взрывов НУРС [42] месиво камней и осколков. После налета «вертушек» прекратился оттуда огонь. А мы все равно не встаем. От дороги, что за горой, уже не слышен гул боя. Не одна наша рота дошла. Остальные, выдвигаясь своими маршрутами, тоже сбили «духов» с их рубежей.
42
НУРС – неуправляемый реактивный снаряд. Системами залпового огня были вооружены многоцелевые вертолеты и вертолеты огневой поддержки.
– Отходим! – слышу крик от позиций второго взвода, где сейчас находится командир роты со связистом, и голосом по цепи передается приказ: – Отходим… Отходим…
– Уходим! – повторяю я команду своим бойцам.
Быстро отступаем еще метров пятьсот назад, на исходный рубеж. Перебежками передвигаемся, как говорится, береженого Бог бережет. Сейчас «Грады» начнут бить. Часто так бывало, что реактивные снаряды в полете меняли траекторию и били по своим. Лучше подальше отойти. А то как саданут…
За уклоном горы все собираются повзводно, по группам, переговариваются, рассаживаются, закуривают, пьют воду, кто-то уже и сухари грызет. Только наши посты наблюдения бдят. А так-то почти закончен бой.
Перекличка. Все налицо.
– Слушай, Саша! – подхожу я к Петровскому и спрашиваю: – А сейчас-то зачем «Градами» бить?
Рядом с ротным стоит связист и передает по рации координаты и видимые ориентиры командиру батареи реактивных систем залпового огня.
– Пусть потренируются, – подмигивая и улыбаясь, отвечает довольный офицер. – Может, и орденок кто заработает. Для карьеры офицера орден – большое дело.
Залп! Горы содрогнулись, взрывная волна аж до нас докатилась. Реактивные снаряды ударили по указанной площади. Даже у нас с гор посыпались мелкие камушки, ну и удар. Еще залп – и опять дрогнули горы.
– Передай полное накрытие, и достаточно, – закончив в бинокль рассматривать позицию противника, приказывает Петровский связисту, тот начинает бубнить в микрофон. – Бери своих ребят и проверь, что там, – приказывает мне командир роты и тут же отменяет приказ: – Нет! Ты тут стой. Лейтенант Сокольский! – зовет Петровский своего временного заместителя.
Тот подбегает. Оживленный, радостный. Такой бой, такой бой! Потерь почти
– Бери свой третий взвод и проверь, не осталось ли живых «духов» на их позициях, – приказывает Петровский лейтенанту.
А я, услышав «свой третий взвод», вздрагиваю, потом одергиваюсь: уже не мой взвод, да, уже не мой. Немного жаль, привык я к ним, хорошие у меня ребята.
– Потом выйдешь на господствующую высоту и просигналишь ракетами, – продолжает приказывать он, – если все нормально, то мы за тобой двинем.
– А если там есть живые? – пытается уточнить лейтенант. – Если там раненые, с ними что делать?
– Поступайте по обстоятельствам, – переходя на холодно-служебное «вы», отрубает командир роты.
– Можешь их в жопу поцеловать, – подходя, зло смеется командир первого взвода, он чуть подольше служит и уже знает, что означает «поступайте по обстоятельствам».
Скидываю свой РД, сажусь в тень, приваливаюсь к большому бурому теплому камню и закрываю глаза. Интересно, а вот дома я все это забуду? Или начну сказки про войну рассказывать. Типа какие мы лихие да благородные и какие они плохие. А если я все это расскажу, в том числе и что означает «поступайте по обстоятельствам», то что про нас скажут? Да пусть что хотят, то и говорят! На войне нет правых и виноватых, все, кто воевал, в дерьме измазаны, кто-то больше, кто-то меньше. Есть на войне безгрешные? Да, есть! Только их раньше всех на небеса забирают, нет им места на этой земле, где люди убивают друг друга, на той земле, где идет война.
– Хватит спать, – бесцеремонно расталкивает меня Леха, – давай лучше курнем, я уже и косяк забил.
Он рядом со мной присел – усталый, потный, грязный, мой друг.
– Ты же знаешь, я это не люблю, – вяло отказываюсь я.
– В Союзе такой дури не найдешь, – смеется Леха, в руках у него заряженная джарсом сигарета. – Давай курни за компанию, ну в последний раз.
– Хрен с тобой.
Пряно-острый запах джарса. Еще пара минут, и он начнет действовать. Еще пара минут, и мне все будет смешно, начнет сохнуть горло, невыносимо захочется жрать, и только где-то в глубине моей души будет клубиться и расти печаль. Вот он, кайф афганской войны – одурелый хохот, жажда, голод и затаенная грусть.
На запах косяка подходят рослый рыжеватый Хохол, первый ЗКВ [43] , всегда веселый и шустрый Владик, второй ЗКВ, Мишка, полгода как вернувшийся в строй из госпиталя после тяжелого ранения в грудь, четвертый ЗКВ, упрямый, нагловатый Жорик, командир отделения АГС. Шестеро нас, дембелей, для шестерых это последний бой в Афганистане. Кружком сели и еще один косяк забили. Недовольно глянув в нашу сторону, подальше, чтобы не доносился до него запах, отошел Сашка Петровский. Следуя его примеру, ни один из офицеров не подошел, не стал докапываться: «А что вы это себе позволяете?»
43
ЗКВ – заместитель командира взвода.