6 страшных историй из жизни маньяков и других психов
Шрифт:
От автора.
Сама не люблю читать предисловия, потому что автор всё, что хочет, может сказать в книге, но не в этом случае. Сейчас просто необходимо кое-что прояснить, прежде чем вы начнёте читать. Во-первых, истории эти могут кому-то показаться недостаточно страшными, потому сразу скажу, что ни один маньяк во время написания историй о них не пострадал, а значит это не хоррор и не триллер в классическом понимании. Здесь вы не найдёте физиологических ужасов, а вот психологических тут достаточно. Во-вторых, хотя и истории идут по временному кругу, общих действующих лиц в них нет, но все герои – реальные
Приманка для маньяка
У Светы всегда был очень плохой почерк. В младших классах их учительница, Вера Ивановна диктовала медленно, тщательно выговаривая слова, и Света как-то успевала сделать буквы округлыми и с правильным наклоном, так как печатали в прописях, но даже тогда они стояли у неё в тетрадке каждая сама по себе, не держась друг за друга как положено.
– Ну что же ты, Светочка?! А где же правильные соединения? – ласково журила её Вера Ивановна.
Света грустно смотрела к себе в тетрадь, не зная, что ответить.
В четвёртом классе вместо одной доброй Веры Ивановны пришли разные учителя, и Света сразу же из отличницы скатилась в хорошистки. Они приходили в класс перед самым началом урока с журналом под мышкой и отстранённым лицом, водили занесённой ручкой по списку вверх-вниз, потом останавливались на том, кому сегодня не повезло, не обращая внимания на тянущих руки отличников, и, называя фамилию, только тогда поднимали глаза на класс. Света вызовов к доске не боялась, руку не тянула, но когда называли её фамилию, спокойно вставала и отвечала устно, всегда на «пять».
– Неактивная, – пожаловалась классная руководительница Светкиной маме на родительского собрания зимой, – знает ведь всё, я даже по своему предмету сужу, а сидит, молчит, могла бы стать отличницей, а так хорошистка.
Классная их любила проводить собрания, считала, что родители должны помогать школе, знать, где надавить, кого отругать. Объявила, что и после третьей четверти будет собрание, и на нём раздаст лично в руки родителям табеля.
– И ещё, учительница русского языка и литературы жалуется на её почерк. С этим надо что-то делать! – сказала она при всех родителях.
Мама покивала головой, соглашаясь, а дома велела дочери писать лучше, вроде бы Света сама не хочет, и только из вредности буквы из её ручки появляются неаккуратные, похожие одна на другую, да ещё и без наклона. У её соседки по парте, Сазоновой Ольги, они всегда ровные, красивые, все как под линеечку, потому троечница Сазонова, вечная «списывательница», перейдя в четвёртый класс вдруг стала хорошисткой по русскому. Она, Света, хорошистка и Олька, которая без ошибок не может списать у неё диктант, тоже.
– Ковалёва, бери пример с Сазоновой, посмотри какой у неё почерк! –учительница, раздав диктанты, прогуливалась по классу, поглядывая на то, как ученики рассматривают свои оценки.
Света заглянула в тетрадь соседки и увидела там под диктантом, как в мелкий узор пестрящих красной пастой, жирную и чёткую «четвёрку». У неё же самой в нижнем углу листа стояла не такая, а бледная слабая,
Дома никого не было: родители на работе. Света достала кастрюлю с супом, как мама учила, набрала сухим половником себе в отдельный ковшик и поставила греться на самую маленькую конфорку. Её подружка Рита до сих пор боится включать газ, но ей это и ни к чему: бабушка весь день дома, готовит обед к Риткиному приходу из школы.
Суп нагрелся и даже закипел. Света подхватила ручку ковшика сложенным в несколько раз кухонным полотенцем и аккуратно перелила его в тарелку, а ковшик поставила в раковину и пустила в него воду, «замочила», как это называет мама для того, чтобы суп не присох. Попробовала – горячо, надо подождать.
У Светы тоже есть бабушка, её Нина зовут, но она с ними не живёт, а живёт у себя в деревне и даже не приезжает в гости, потому что у неё хозяйство. И они к ней не ездят, и Свету на лето родители в деревню не отправляют как других детей из их двора. Как-то Света услышала, как мама говорила кому-то по телефону «Эй, видите ли, некогда! Ребёнок сидит в квартире сам, гуляет на асфальте, а ей некогда! Кто всё это ест, интересно, что она там выращивает, нам она кривого кабачка не передала». Но Света и сама бы не хотела ездить к бабушке, она её не знала совершенно, видела несколько раз всего, когда та приезжала в город в больницу кого-то проведать, заходила к ним потом в туалет и подождать свой автобус, сидела на кухне за столом, пила чай, приготовленной Светой, и пахла как-то неприятно.
Света ела суп и думала, что сделать вначале: все уроки, которые им задали на весенние каникулы, или пойти заплатить в сберкассе за квартиру.
– Света, смотри, вот я кладу книжку! Вот рядом деньги, тут точно под расчёт. Я всё заполнила, ты главное – не забудь! – сказала мама утром перед работой.
Можно, конечно, и завтра сходить, дело вроде бы не срочное, но мама любит, когда всё, что она сказала, выполняется сразу. «Всё, что можно сделать сегодня, не откладывай на завтра» – её любимая поговорка для Светы. Потому она решила, что вначале квартплата, потом уроки. Сделает сегодня всё и завтра пойдёт к Рите за новой книгой. Книги у Риты дома такие, что ни в одной библиотеке таких нет. В огромной «стенке», такой же как у них, вместо хрустальных ваз и салатниц, стояли тускло поблескивая корешками волшебные «Последний из Могикан», «Всадник без головы», «Зверобой», «Затерянный мир», и Рита не жадничала:
– Бери, только аккуратно читай.
Света читала очень аккуратно, оборачивала каждую книгу в чистую бумагу, листы не загибала.
– Правильно, молодец, – похвалила её мама, – будут видеть, что ты бережёшь их книги, будут тебе и дальше давать читать.
Помыв посуду, Света решила, что пора идти, сами себе квитанции не оплатят. Надо было бы переодеться в платье, но в нём нет карманов, а халатик, который пошила ей мама, выглядел совсем как для улицы, и карманы есть, можно положить деньги и книжку. Недалеко от сберкассы Света увидела милиционера. Милиционер как милиционер, самый обыкновенный, таких много вокруг. В форме, но без фуражки он стоял на площади и высматривал кого-то.