7 историй для девочек
Шрифт:
– А если за это время ваше величество арестуют, ваше величество обещаете ничего не выдавать, даже в том случае, если не посчитаются с вашим королевским званием и подвергнут пытке?
– Клянусь богом, де Муи!
– Еще одно слово, сир: как я буду встречаться с вами?
– С завтрашнего дня у вас будет ключ от моей комнаты: вы будете приходить туда всякий раз, когда найдете нужным, в любой час, а уж дело герцога Алансонского отвечать за ваши появления в Лувре. Теперь поднимитесь наверх по маленькой лесенке, я вас провожу, а в это
Генрих произнес последние слова, смеясь и поглядывая на Маргариту.
– Да, – ответила она спокойно, – тем более что месье де Ла Моль состоит при моем брате, герцоге.
– Так постарайтесь перетянуть его на нашу сторону, мадам, – самым серьезным тоном сказал Генрих. – Не жалейте ни золота, ни обещаний. Все мои сокровища к его услугам.
– Раз это ваше желание, – ответила Маргарита с улыбкой, свойственной лишь женщинам Боккаччо, – я приложу все свои силы, чтобы его исполнить.
– Отлично, мадам, отлично! А вы, де Муи, идите к герцогу, опутайте его.
VIII. Маргарита
Пока шел разговор между Генрихом, де Муи и Маргаритой, Ла Моль и Коконнас стояли на часах у двери, Ла Моль – немного грустный, Коконнас – слегка встревоженный.
У Ла Моля было время пораздумать, Коконнас ему помог.
– Что думаешь ты, друг, обо всем этом? – спросил Ла Моль.
– Я думаю, – отвечал пьемонтец, – что это все дворцовая интрига.
– А если придется, ты примешь в ней участие?
– Дорогой мой, – отвечал Коконнас, – выслушай внимательно, что я тебе скажу, и постарайся извлечь из этого пользу. Во всех этих интригах всяких принцев, во всех этих королевских кознях мы можем, и в особенности мы, только промелькнуть как тени; там, где король Наваррский потеряет кусок пера от своей шляпы, а герцог Алансонский – пряжку от плаща, мы потеряем жизнь. Для королевы ты лишь прихоть, а королева для тебя – одна мечта, не больше. Сложи голову за любовь, но не за политику.
Совет был мудрый. Ла Моль выслушал его печально, как человек, который сознает, что, стоя на распутье между безрассудством и рассудком, он изберет путь безрассудства.
– Для меня королева – не мечтанье, Аннибал. Я люблю ее, и – на счастье или на несчастье – люблю всей душой. Ты скажешь, это безрассудство! Допускаю, что это так и я безумец. Но ты, Коконнас, благоразумный человек. Ты не должен страдать из-за моих глупостей и моей злой судьбы. Ступай к своему герцогу и не порти себе жизнь.
Коконнас, с минуту подумав, поднял голову и ответил:
– Дорогой мой, все, что ты говоришь, совершенно справедливо; ты влюблен, так и действуй, как влюбленный. Я же честолюбив и, как честолюбец, думаю, что жизнь дороже поцелуя женщины. Если мне придется рисковать жизнью, то я поставлю свои условия.
С этими словами Коконнас протянул Ла Молю руку и ушел, обменявшись с ним последним взглядом и последней улыбкой.
Минут через десять после его ухода дверь отворилась, из нее, осторожно оглядываясь, вышла Маргарита, взяла Ла Моля за руку, не говоря ни слова, отвела его в самую отдаленную от потайного хода комнату и сама затворила двери с особой тщательностью, что указывало на все значение предстоящего разговора.
Войдя в комнату, она остановилась, потом села на стул черного дерева и, крепко взяв за руки Ла Моля, привлекла его к себе.
– Теперь, мой милый друг, когда мы одни, – сказала она, – поговорим серьезно.
– Серьезно, мадам? – спросил Ла Моль.
– Или любовно; вам это больше нравится? Серьезные вопросы могут быть и в любви, особенно в любви королевы.
– Побеседуем в таком случае о вещах серьезных, но с условием, что ваше величество не будете сердиться на меня, если я стану говорить с вами безрассудно.
– Я буду сердиться только на одно, Ла Моль: если вы будете называть меня мадам или ваше величество. Для вас, мой дорогой, я просто Маргарита.
– Да, Маргарита! Да, жемчужина моя! – воскликнул молодой человек, глядя на королеву страстным взглядом.
– Вот так лучше! – сказала Маргарита. – Итак, вы ревнуете, мой красавец?
– О, до потери рассудка!
– Еще как?..
– До безумия!
– К кому же вы ревнуете?
– Ко всем.
– А все-таки?
– Во-первых, к королю.
– После того что вы видели и слышали, мне думается, на этот счет вы могли быть спокойны.
– Затем к де Муи, которого я видел сегодня утром в первый раз, а уже сегодня вечером он оказался очень близким вам человеком.
– К де Муи?
– Да.
– Откуда у вас такие подозрения?
– Выслушайте меня… я узнал его по росту, по цвету волос, по моему непроизвольному чувству ненависти! Ведь это он сегодня утром был у герцога Алансонского?
– Хорошо, но какое же это имеет отношение ко мне?
– Герцог Алансонский ваш брат, и, говорят, вы очень его любите; вы, вероятно, намекнули ему на потребности вашего сердца, а он, по придворному обычаю, пошел навстречу вашему желанию и подослал к вам де Муи. Было ли только счастливой для меня случайностью то, что король Наваррский оказался здесь одновременно с ним? Не знаю. Но, во всяком случае, мадам, будьте со мной откровенны: такая любовь, как моя, сама по себе имеет право на откровенность. Вы видите, я у ваших ног. Если то, что вы чувствуете ко мне, лишь прихоть, я возвращаю вам ваше слово, ваше обещание, вашу любовь, возвращаю герцогу Алансонскому его милостивое отношение ко мне и мою должность дворянина при его особе и еду искать смерти под стенами осажденной Ла-Рошели, если любовь не убьет меня раньше, чем я туда попаду!