7том. Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле
Шрифт:
Не дожидаясь больше президента, который предоставил бы мне слово, я решил выступить сам и начал чтение своей речи, уверенный в ее великолепии, однако сознавая, что по стилю она не вполне соответствует обстановке.
Я прочел:
— Господа академики и дорогие собратья! Вы удостоили меня высокой чести, поручив предать гласности благородные задачи, которыми вы руководились, учреждая эту литературную и философскую академию, находящуюся под покровительством великого Паскаля, чей образ благосклонно нам улыбается. Две возвышенных задачи, проистекая, словно две полноводных реки, из ваших сердец и ваших умов, вдохновили вас…
Тут Дерэ, который
— Слушай-ка, Нозьер, долго ты будешь бубнить эту ерунду?..
Кое-кто поднял голос в мою защиту. Увы! Как слабы были их протесты! На Дерэ это не произвело ни малейшего впечатления, и он крикнул мне:
— Выкинь к чертям эту чушь и заткни глотку. К тому же вот и чай несут.
Действительно, в комнату вошла старая экономка и поставила на стол поднос с чаем. Дерэ сказал с презрительной гримасой:
— Эту бурду прислали родители.
И добавил с лукавым смехом:
— А у меня есть кое-что получше!
Вынув из шкафа бутылку рома, он объявил, что сделает пунш и что, за неимением миски, зажжет его в умывальном тазу.
Сразу приступив к делу, он смешал в тазу ром с сахаром; потом потушил лампу и зажег пунш.
Тут я понял, что придется отказаться от чтения моей речи, тем более что никто не требует продолжения; я чувствовал себя жестоко оскорбленным.
Между тем академики, взявшись за руки, отплясывали вокруг таза с пуншем, и в этом хороводе особенно отличались Фонтанэ и Совиньи — они скакали с каким-то ужасающим неистовством, точно страшные карлики или чертенята. Вдруг чей-то голос крикнул:
— Смотрите, смотрите! Бюст Паскаля!
Весь позеленев в мертвенном свете пунша, бюст на шкафу казался жутким и отвратительным. Он был похож на покойника, вставшего из гроба. Лампу снова зажгли, и мы стали пить пунш, черпая прямо из таза.
Дерэ, спокойный и невозмутимый, снял со стены рапиры и спросил, кто хочет с ним фехтовать.
— Я! — закричал Шазаль.
Первый раз держа в руках рапиру, он яростно бросился в атаку, испуская дикие вопли, и больно ткнул клинком Дерэ, который обозвал его дикарем, скотиной и косолапым медведем. Но этот малый ему нравился. Он предложил ему на спор поднять стул за спинку на вытянутой руке и подержать его так целую минуту. Шазаль принял вызов и выиграл пари. Дерэ почувствовал к нему уважение. Оба они любили щеголять своей силой.
— Давай бороться, — предложил Дерэ.
— Давай! — охотно согласился Шазаль.
Они разделись до пояса и схватились в поединке. Костистый, черный, нескладный Шазаль представлял полную противоположность с Дерэ, который был сложен, как атлет Мирона [367] или как fellow [368] из Итона или Кембриджа. Дерэ, как всегда хладнокровный, боролся корректно, по всем правилам, тогда как славный Шазаль, не зная приемов и не замечая уловок противника, простодушно наносил удары, которые считаются недозволенными.
367
Мирон (середина V в. до н. э.) — древнегреческий скульптор, прославившийся изображением атлетов.
368
Юноша (англ.).
Наконец он схватил Дерэ за голову обеими руками и повалил
— Ты исключен из игры! — кричал Дерэ. — Ошейник — это запрещенный прием!
— Может, и так, — возразил с усмешкой простоватый Шазаль, — а все-таки я тебя поборол.
Дерэ непрерывно подливал всем пунша. Он достал карты и начал играть с Совиньи партию в экарте. Между тем академики в порыве дикого исступления ругали и поносили того самого Паскаля, которого еще недавно избрали своим покровителем. Они осыпали оскорблениями его гипсовый бюст. Фонтанэ нашел где-то в шкафу башмаки и швырял ими в изваяние великого философа. Дерэ, продолжая играть в карты и притом сильно проигрывая, заметил это и велел Фонтанэ оставить в покое его башмаки.
— А что касается этого чертова бюста, — сделай одолжение, избавь меня от него! — крикнул он.
Расходившийся Фонтанэ не заставил себя просить. Он взобрался на стул, с трудом дотянулся до подставки бюста, схватил Блэза Паскаля и швырнул его на пол, где тот разлетелся на куски с ужасным грохотом. Вся академия дружными криками «ура» приветствовала это кощунство. Шум и гам достигли апогея, как вдруг в комнате появилась экономка, которая приносила поднос с чаем, и сказала молодому хозяину:
— Батюшка велит вам передать, чтобы вы сию же минуту отправили по домам ваших приятелей. Разве можно так шуметь в ночное время?!
Несмотря на свою храбрость, Дерэ ничего не возразил на этот приказ, и его молчание нас испугало. Мы поспешно ретировались и вышли на улицу, где по-прежнему бушевал ветер и шел проливной дождь.
Академия Блэза Паскаля больше никогда не собиралась.
XIV. Последний день коллежа
Наконец наступил последний день коллежа.
Мои родители из самых лучших побуждений не освободили меня от дополнительного философского класса, но я воспользовался этой наукой совсем не так, как они ожидали. Не считая себя особенно умным, я все же находил преподанную нам философию настолько глупой, нелепой, вздорной, бессмысленной, что совершенно не верил истинам, которые она провозглашала и которые необходимо исповедовать и применять в жизни, если хочешь прослыть порядочным человеком и благонамеренным гражданином.
Был последний день учебного года. Большинство учеников разъезжалось на два месяца; некоторые счастливцы, вроде меня, уходили навсегда. Все связывали учебники в пачки и уносили с собой; я же бросил свои книги в помещении коллежа.
Наш преподаватель не стал давать урока. Он прочел нам главу о раздаче наград полкам из книги г-на Тьера «Консульство и Империя» [369] . Итак, чтобы завершить мое обучение, меня ознакомили с автором, который писал на самом скверном французском языке.
369
…из книги г-на Тьера «Консульство и Империя». — Тьер (см. примеч. к стр. 272) был автором ряда исторических работ, в том числе «Истории Консульства и Империи» (1854–1862), написанной с реакционных позиций. В статье «Тьер историк» Франс не без иронии писал, что популярность среди мещанства этой книги уступает только популярности «Трех мушкетеров» А. Дюма. Раздача Наполеоном воинских знамен полкам происходила 5 декабря 1804 г.