8. Догонялки
Шрифт:
Другое дело — команды деловые:
— Лавки две ещё принеси. Народу-то сколько собирается. Да яблок там собери. С дерева-то не рви — набери падалицы.
Но тут третья тональность звучит. Мурчально-интересовальная. Быстро как-то… А чего мне удивляться? Чарджи у нас — самый мачастый мачо на всю округу. Бабы от одного его вида — «кипятком писают». Да и, как я понял, отец Геннадий и в семье… не сильно ласков был. Человек един во всех своих проявлениях… Так что, мордобой в канун светлых праздничков — вполне может быть здесь нормой. А баба — ничего. Не мой типаж — тяжеловата. Следы былой красоты
— Чарджи, я смотрю — вдовушка на тебя запала. Не «некай», она и сама ещё этого не подумала, а уже видно. Ты с ней давай поласковее. Дело сделаешь: коль мы с Акимом задумали в Рябиновке церковь ставить, то надобна куча разного. Иконы, сосуды, покрова, светильники, книги… Книги — особенно. Потолкуй с ней — может, продаст задёшево что от покойника осталось?
Продаст. Как же там, у Даля, русская народная пословица по этой ситуации? «Попадья помрёт — поп — игумен. Поп помрёт — попадья по гумнам». А куда ей ещё?
И церковь, и народ отрицательно относятся к повторному браку. Отчим, мачеха — явно не положительные персонажи.
Из показаний очевидцев в эту эпоху:
«Вторый брак бывает начало рати и крамоле. Муж бо, за трапезою седя, первую жену, вспомняув, прослезится, вторая же взъярится!».
Бедные средневековые русичи. Им, вдовцам — и поплакать-то в волюшку не дают!
Но светские, «миряне» понимая, что ни вдове, ни вдовцу — нормально жить невозможно, и воспринимая реальность мира, со вторым браком — мирятся. Церковники же, стремясь к идеальному на земле, превращают вдовство в необратимую катастрофу.
«Одна — у попа жёнка» — русская приговорка о единственности чего-либо. «Другой не будет никогда».
Маразм обета безбрачия, противоестественный для человека, пригодный лишь для крайне немногочисленной группки фанатически верующих, изнуряющих себя бесконечными постами, голодовками, молитвами, всевозможными самоистязаниями, самоизнурениями и самоуничижениями, был юридически установлен в конце 6 века и де-факто распространён на живущих в миру клириков папой Григорием Седьмым. От моего нынешнего времени — недавно, менее ста лет назад. Здесь ещё помнят, как множество почтенных семейств в Северной Европе оставили церковь Христову, ибо главы этих семейств отказались священнослужительствовать на таких условиях. Как широко распространилась языческая реакция, и в целых провинциях нельзя было найти и одного действующего христианского храма.
Неразумность, извращённость, несоответствие этого правила реальной жизни продолжает вызывать неприятие в Западной Европе и в этом, в 12 веке. Звучит довольно обоснованная аргументация «во благо церкви»: в церковники идут вторые сыновья аристократических семейств и лучшие мальчишки из простонародья. Их учат грамоте, языкам, тренируют память, заставляя запоминать огромные тексты, развивают выносливость бесконечными богослужениями и испытаниями. В церковь втягивается отнюдь не худшая часть населения. Но ни генетические свойства, ни приобретённые навыки в наиболее эффективной форме воспитания — домашнего, в следующие поколения не передаются.
Восточные церкви в этой части более разумны. В эту эпоху ещё и архиереи могут быть женатыми. Ограничение — церковная карьера только для монахов — в русском православии ещё отсутствует.
Но действует более древнее правило: жениться нужно до принятия сана. По установлениям Шестого Вселенского Собора, брак, заключённый до принятия сана, препятствием для рукоположения не является и не расторгается.
«…кто явится достойным рукоположения во иподиакона, или во диакона, или во пресвитера, таковому отнюдь да не будет препятствием к возведению на таковую степень сожитие с законною супругою; и от него во время поставления да не требуется обязательства в том, что он удержится от законнаго сообщения с женою своею; дабы мы не были принуждены сим образом оскорбить Богом установленный, и Им в Его пришествии благословенный брак. Ибо глас Евангелия вопиет: что Бог сочетал, человек да не разлучает».
Но принявший сан — жениться уже не может. Церковь «не разлучает», но и «не случает» — холостой или вдовствующий священник-иеромонах таким и остаётся пожизненно. Не может повторно выйти замуж и вдова-попадья. Причём Церковь, закрывая эту возможность, отнюдь не обеспечивает нормальной социальной защиты. Сыновей-сирот ещё могут из милости взять куда-то в прислужники, в «мальчики-на-побегушках». Вдова и дочери… хорошо, если в «церковный дом», в здешний эквивалент «женского исправительного заведения».
Особый оттенок этой семейной катастрофе — «потеря кормильца» — придаёт «служилость» священничества — поп живёт не в своём доме, не на своей земле, не в своём «мире». Он присланный, поставленный. Приход, храм, дом — даны ему на время исполнения служебных обязанностей. Соответственно, по смерти попа, его семейство — должно всё освободить.
Если у вдовы-крестьянки остаётся дом и подворье, часто — кусок земли, всегда — помощь соседей-общинников, то у вдовы-попадьи — только то, что она может унести-увезти.
Удивительно ли, что при такой системе попы тянут всё себе в карман? Стяжательство как попытка застраховать свою семью, создать запас на «чёрный день». Отсюда, вероятно, и попытки коневодства — «жеребячье сословие», вообще — особое внимание к движимому имуществу. Вкладываться в недвижимость невыгодно — она не его, не собственная — церковная.
На Руси порядок назначения священников по приходам был всегда сходен с советским распределением выпускников вузов: лучшим ученикам, доказавшим в ходе обучения наличие «ума» — способность запоминать, уместно воспроизводить и правильно применять церковные тексты, доставались лучшие места.
Понятно, что во все времена были обходные пути. Протекционизм, родственные связи или благосклонность начальствующих, особенная личная преданность или склонность к работе в особых органах… Смазливое личико или мякенькая попка открывали, временами, такие высоты карьеры, которых и непрерывной зубрёжкой обоих Заветов не достичь. Однако у вступившего на стезю русского православного священника, в отличие от священника католического, был и ещё один путь успешного трудоустройства: «невеста с местом».