80 дней в огне
Шрифт:
— Его больше, нас меньше.
Верховов даже занялся смазыванием рук: пальцы его всегда кровоточили. Старая профессия оставила свой след на их коже, белой, мягкой, совсем не подходящей для нынешних условий.
Но в остальном ефрейтор — уже бывалый воин, понимающий многое.
— Значит, как только дым подойдет к нам, танки бросят, — решил он и, сняв с пояса гранату, положил се около себя.
— Кабы только танки, танки — пустое, пехота…
— Не дойдет, на мины нарвется. Да и не допустят, артналетом накроют. А танки — чепуха.
Разговор
Беседу прервали самолеты. Яростно взмыв, они бросились в пике. Я смотрел на фугаску, падавшую, как казалось, прямо на голову, и переживал странное: верилось, твердо верилось, подарок не для меня.
Хрясь, бух. Окопчик основательно присыпало землей.
— Словно из пульверизатора. Смотри, какая мелкая, — как ни в чем не бывало шутил Верховов.
— Спасибо за пульверизатор, — ворчал Багров.
Но в общем ни тот, ни другой не испугались.
Я выскочил было из окопа, решив проползти на КП полка. Куда там! Сразу над самым ухом: «жиг», «жиг», «жиг».
— Нельзя, товарищ капитан, нельзя, убьют насмерть, — рассудительно заметил Багров.
— А мы сейчас, верно, сами в атаку пойдем. Так ведь ловчее. Фриц собрался к нам, а мы ему в грудь, — заметил Верховов.
А дым стелется по земле. Он уже подходил к окопчику, когда бомбардировщики развернулись и снова сбросили свой страшный груз. Черные вихри понеслись по передовой. Разрывы слились в один сплошной грохот. Я сжался в комок, а бойцы продолжали спокойно сидеть.
— Ложиться опасно: если засыпет, не встанешь, — не то в порядке совета, не то с укором заметил мне Багров.
Дым окутал окопчик, и словно опустился черный занавес. Даже небо показалось ночным, заводские трубы и те скрылись.
Вдруг со стороны КП полка взвились веером три красные ракеты.
— Вперед! — раздался крик.
— Вперед! — заревел Багров.
— Вперед! — тонко, фальцетом поддержал его Верховов, и оба исчезли в направлении фашистских окопов.
План Гуртьева — предупредить вражескую атаку своей.
Я бросился на КП полка, к новому КП. Он обосновался в бетонированном подвале. Перемещение произошло быстро.
— Здесь «юнкерс» нам не опасен, — заметил Чамов.
Впереди ясно слышались крики «ура». Атака шла успешно. Гитлеровцев захватили врасплох, и теперь им было не до наступления.
— Как? — запрашивал по телефону комбатов Чамов.
— Отлично, заняли окопы противника, — слышалось в ответ.
Полк продвинулся вперед на пятьдесят метров.
Через несколько минут к КП полка подбежали три гитлеровца и, спрыгнув в подвал, остановились в смятении. Оказывается, они перепутали направление, не к своим, а к нам попали. Их обезоружили.
Пленные! Я безумно обрадовался, начал их расспрашивать. Но нет, ничего не получалось. Слишком уж ошалели непрошеные гости.
А донесения
— Занял пункт «Б», продвигаюсь с боем, — сообщали из первого батальона.
— Веду бой на уничтожение в цехе номер три, — извещали из третьего.
Самолеты тем временем развернулись и стали опять бомбить. Чамов наблюдал уже с нового рубежа, как методично и жестоко фугаски разносят в пух и прах прежние позиции полка, сравнивая с землей и окопы, и траншеи, в которых уже не было ни одного нашего бойца.
В этом-то и заключалась своеобразная тактика Сталинградской битвы: спасайся от самолетов противника во вражеских окопах. Операция смелая, рискованная. Людей-то у нас меньше, чем у гитлеровцев. Если не пробьешься сразу, ничего не выйдет. Да и заняв окопы, нельзя зевать. Бойцы первого батальона, в частности, заняв новые позиции, очутились среди немцев. Получился как бы слоеный пирог. Наш взвод, а рядом гитлеровцы, дальше снова мы, и снова они. Сейчас победу решала военная сноровка. А ее-то и имели в избытке чамовцы. Бойцы, не дожидаясь приказов командиров, быстро расправлялись с остатками гитлеровцев. Наконец, бой окончен, и командир полка отдает приказ:
— Закрепиться на достигнутом рубеже.
И началось закрепление, переоборудование старых окопов, их ведь следует повернуть в другую сторону, рыть новые. Это очень сложно. Надо создать целый лабиринт ходов сообщения, чтобы маневрировать под воздушными и наземными огневыми налетами. К утру полк прочно закрепился на новых позициях.
ДВОЙНАЯ ИГРА
Из штаба армии к нам в дивизию с секретным оперативным приказом был послан офицер связи младший лейтенант Моргунов. Получив пакет, он двинулся по берегу, но по пути встретился с бойцом, нога у которого была обвязана окровавленными бинтами.
Раненый попросил есть, офицер отдал ему взятый на дорогу кусок хлеба. На этом они и расстались, но не успел армейский связной отойти несколько шагов, как боец выстрелил ему в спину. Моргунов упал и потерял сознание. Боец обыскал лежащего, достал из его полевой сумки пакет, распечатал конверт и заменил приказ другим.
Вскоре в штаб дивизии доставили с трудом передвигающегося раненого.
— Иду к переправе и вдруг вижу, лежит офицер связи, а рядом с ним сумка и автомат. Подобрал все и вот принес.
Раненого усадили, а сумку отнесли к комдиву. Полковник открыл сумку и, найдя в ней пакет на свое имя, распечатал его и прочитал, а прочитав, сильно удивился. Штарм предлагал оставить один из заводских цехов. Зачем?
Гуртьев позвонил Чуйкову.
— Прошу разъяснить мне приказ 043, — попросил он командарма:
— Как 043? Что-то не помню, — раздался голос командарма.
Полковник шифром прочитал приказ, согласно которому объект № 3 следовало оставить, а основные усилия направить к 6, 9 и 17 объектам.