9 тайных посланий от монаха, который продал свой «феррари»

Шарма Робин С.

Казалось, родители просто помешаны на новой информации и идеях, и наши путешествия всегда прерывались восторженными замечаниями. «Ну не замечательно ли!?» – говорила мама каждый раз, когда мы обнаруживали что-то новенькое. А отец любил, когда мы с сестрой проявляли любопытство. Стоило нам о чем-то спросить, как он восклицал: «Отличный вопрос!» – светясь радостью и гордостью, словно мы только что изобрели лекарство от рака.

Сейчас я вспоминаю этот энтузиазм с нежностью, но, когда я был ребенком, он часто меня утомлял. Что уж говорить о том времени, когда я был подростком. Тогда наши небольшие экскурсии, постоянные нравоучения, бесконечные викторины меня страшно раздражали.

Летним вечером, повалившись на задние сиденья разгоряченной машины, пока отец с искренним энтузиазмом рассказывал нам о канале Эри, я и Кира закатывали глаза, подносили пальцы к висками и делали вид, что готовы застрелиться из воображаемого пистолета.

Это место и этот город, печально подумал я, привели бы родителей в восторг. Это было бы для них той самой поездкой, о которой они всегда мечтали, местом, которое надеялись посетить. Путешествия были их грандиозным планом на пенсию.

Когда отец выходил на пенсию, коллеги подарили ему чемодан. В течение следующих месяцев путеводители, словно грибы после дождя, заполонили весь дом. Горы книг скопились рядом с папиным любимым креслом в гостиной, они сваливались с тумбы рядом с кроватью, туристические брошюры и карты выглядывали с журнальной стойки в ванной – Ирландия, Тоскана, Таиланд, Новая Зеландия.

Отец печатал маршруты и вешал их над своим рабочим столом. Они с мамой планировали путешествовать чуть ли не полгода.

Затем однажды, за несколько месяцев до их отъезда, мама вдруг услышала грохот в гараже. Отец убирал на зиму мебель с веранды, когда у него случился инфаркт. Он умер еще до того, как упал.

Многие месяцы после похорон мама двигалась словно лунатик. Один за другим маршруты исчезли со стен, путеводители были убраны в шкафы в подвале, а мама вернулась к своей работе в книжном магазине. Кира думала, что когда-нибудь она снова захочет путешествовать, но сейчас ей было слишком тяжело думать о том, чтобы ехать куда-либо без отца.

Громкие возгласы торговца коврами отвлекли меня от мыслей о родителях. Мы направились к выходу с базара, освещенному вечерними лучами солнца.

– Время ужина, – сказал Ахмед, сворачивая за угол. Мы прошли по аллее, потом свернули еще и еще раз, петляя по узким улочками старого города. В конце концов Ахмед остановился рядом с ярко-красным навесом, натянутым над входом в низкое каменное здание.

– Вот мы и пришли, – сказал он.

Я последовал за ним внутрь. В кафе было прохладно, но даже в полумраке, царившем внутри, глаза различали разнообразие цветов и оттенков. Стены были увешаны красными и золотыми коврами, внизу на низких скамьях красовались огромные синие и оранжевые подушки. Небольшие квадратные столики, покрытые яркими скатертями в красную полоску, стояли перед скамейками, и каждый из них украшала медная лампа.

За ужином, на который подавали перец, фаршированный рисом и кедровыми орешками, ягненка с пюре из баклажанов и хлеб с кунжутом, мы с Ахмедом разговаривали о работе и о жизни. Несколько раз мы замолкали, словно старые приятели, слышался только тихий голос Ахмеда: «Попробуйте это» или мои замечания «Как вкусно!». Временами же мы просто сидели молча, позволяя потоку доносившихся с улицы звуков поглотить нас. Я чувствовал себя бесконечно далеким от моей жизни и всего, к чему я привык.

Солнце только-только стало опускаться, когда мы подъехали к причалу. Аромат соленой воды наполнил воздух. Гавань была битком набита большими и маленькими лодками и огромными торговыми паромами. Насколько я понял, Ахмед был не просто капитаном парома. Он был владельцем одной из крупных перевозочных компаний, но продал ее несколько лет назад. Сейчас он

работал неполный день. Из всего флота он оставил себе только одну лодку – судно, которое изначально было рыболовецким, одним из первых, с которых начался его бизнес.

– Не могу с ним расстаться, – признался он мне. – Сейчас я использую его для частных туров по Босфору. Когда Джулиан позвонил, у меня уже был забронировал один тур, так что я попросил сына съездить вместо меня.

Мы прошли вдоль причала, где покачивались большие пассажирские паромы, и мимо туристических лодок. Рядом с одним из помостов стояло длинное невысокое судно с витиевато украшенным носом, отделкой на корме, с искусно сделанным навесом и планширом, переливающимся позолотой.

– Копия императорского каика, – сказал Ахмед, – для туристов.

В конце концов мы добрались до места, где канатами были привязаны более мелкие суденышки. Ахмед подошел к скромной белой лодочке с синей полосой.

– Вот она, – сказал он, смеясь, – моя гордость и отрада.

Это была крепкая лодочка, похожая на буксир. На носу располагалась открытая рулевая рубка, а за небольшой перегородкой из дерева и стекла виднелись панель управления и рулевое колесо. За колесом стоял обитый кожей табурет. Деревянные скамейки выстроились на корме, до самой рулевой рубки. Белая и синяя краска на сиденьях и на полу слегка потрескалась, но выглядела опрятно. О старой лодке хорошо заботились.

– Кажется, мы разминулись с Юсуфом. Ну ничего. Возможно, когда вы приедете в следующий раз, я смогу познакомить вас с моей семьей, – сказал Ахмед, отвязывая лодку.

Нам не понадобилось много времени, чтобы выйти из гавани в пролив. Мы плыли медленно, но казалось, что в это время все работает в неторопливом режиме. Огромный паром, мерцая огнями, плыл в сторону азиатского берега, вспенивая ровную гладь воды, а вдалеке виднелись небольшие лодочки. Вода казалась неестественно спокойной. В сумерках я видел Стамбул, раскинувшийся вдоль обоих берегов, – лоскутное одеяло из мечетей, дворцов и других прекрасных зданий, с вкраплениями черепичных крыш, жилых домой, пальм, магазинов и кафе. Мы прошли под Босфорским мостом и двинулись на север. Я смог разглядеть замысловатые деревянные дома, Ахмед сказал, что они называются яли — летние усадьбы богачей, нависающие над кромкой воды, словно плывущие по ней.

С каждой минутой небо становилось все темнее, пока полная луна, словно гигантская жемчужина, не поднялась на чернильный небосвод. Ее свет отражался в воде, и мы еще больше замедлились. Я чувствовал, как лодка покачивается на волнах.

– Это особенное место, не правда ли? – сказал Ахмед.

Я кивнул:

– Оно кажется нереальным.

– Но ведь так сложно определить, что реально, а что нет, – продолжал Ахмед.

– Наверное.

Я обычно о таких вещах не задумывался.

Я прошелся по корме лодки и обернулся на город, которого уже почти не было видно.

– А вы знали, – спросил Ахмед, – что пролив не похож на реку? Вода течет здесь не только в одном направлении.

Я оглянулся и покачал головой.

– Нет-нет, – сказал Ахмед, – совсем не похож на реку. Вода приходит и уходит вместе с океаническими течениями. Так же, как Европа встречается здесь с Азией, на этом самом месте смешиваются воды двух морей: Мраморного и Черного. И даже это еще не все.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Океанографы из Англии, Канады и Турции изучали этот пролив несколько лет назад, – пояснил Ахмед. – И знаете, что они обнаружили? – Он смотрел вперед, держась за штурвал, но сейчас обернулся через плечо и взглянул на меня.