9-й день недели

Дальний

Он ещё какое-то время любовался прекрасными созданиями, потом прикрыл потяжелевшие веки. Где я? Где-то внутри ещё затаились остатки озноба. Но он отступает и вскорости будет повержен. Жаркое дыхание костра перемежается с упругими порывами воздуха от юных танцовщиц.

Громкий щелчок головёшки заставил человека снова открыть глаза. Одна из девушек вышла из круга и неторопливо направляется к нему. В руке что-то держит. Это… это ветвь. Берёзовая ветвь. Незнакомка

склонилась над человеком. Лица не разобрать, потому что длинные светлые космы легли на его глаза. Ноздри щекочет нежный аромат юного тела. Человек чувствует, что девушка положила берёзовую ветвь на его грудь. Кто ты?

Она гордо поднялась и, не сводя глаз с человека и не поворачиваясь к нему спиной, попятилась. Влилась в круг и снова превратилась в одну из многих. Человек, к своему удивлению, смог пошевелить рукой. Он слегка приподнялся, взял ветвь и с интересом принялся её рассматривать. Словно видит впервые. А когда перевёл взгляд на окружающее пространство, то… Вокруг никого нет. Ни костра, ни танцующих прекрасных незнакомок. Никого, кроме него самого и берёзовой ветви в руке. Кто я?

Глава 95

Едва завидев лежащего человека, Марченко сразу почувствовал, кто это. Вот чёрт! Футболка на груди журналиста измазана кровью и пробита в трёх местах. Дрожащей рукой полицейский замерил пульс. Живой. Живой! Дыхание слабое, но ровное. Однако под футболкой, хоть и перепачканной в крови… совершенно целое тело. Полицейский перевернул находящего в бессознательном состоянии Колганова на живот и осмотрел спину. Так и есть: кровь и три выходных отверстия на одежде. Однако и на спине никаких ран нет. Понявший всё, отёр со лба крупные капли пота и устало растянулся рядом.

Колганову, как когда-то самому Марченко, умереть просто не позволили. Значит, топтать нам с тобой эту землю, брат. Но лежать не время. Надо отыскать и собрать гильзы и пули. Что касается первых, то найти их труда не составило: они лежат практически под ногами. Что же касается пуль, то, когда Марченко отыскал первую и поднял, то обомлел. Золотая? За спиной раздался шорох.

– Прривет Марченко!
– Колганов перевёл взгляд на окровавленную футболку и скривился.

Полицейский продемонстрировал найденную улику.

– Смотрю, на тебя не жалеют даже золотые пули.

– Что? Аа, - Колганов вяло отмахнулся, - это всё прихоть старого охотника.

Собеседник сразу догадался, о ком именно речь.

– Что произошло?

Журналист устало вздохнул.

– Долгая история.

– Так расскажи, - предложил следователь.

– Я… я… - Колганов закряхтел, изменился в лице и, сделав неимоверное усилие, приподнялся на

дрожащих руках. – Я живой, живой.

– Да, ты живой. – Полицейский уселся рядом. – Чтобы не грузить твою неокрепшую психику, предлагаю считать это инсценировкой. Потом расскажу, что именно с тобой произошло.

– А… а откуда ты знаешь? – Журналист уставился на него подозрительно. – Ты с ними заодно?

– С кем?

– С Яном…

– О, нет. – Марченко покачал головой. Быть с ними заодно? – Я, скорее, против. Просто однажды, по его прихоти, мне тоже пришлось умереть. Затем воскреснуть. Но уже наперекор. Так почему ты впал в немилость? Почему он в тебя стрелял?

– Как много вопросов. – Колганов снова и снова переводил взгляд на дырявую окровавленную футболку. – Сейчас важно другое: как быть с тем, что тебя сфотографировали над моим телом? Ты вроде как убийца.

Марченко нахмурился и осмотрелся.

– Не дёргайся, уже поздняк. – «Успокоил» свежевоскресший. – Сейчас эти снимки в интернете и сюда едет съёмочная группа. А, может, и не одна.

– Вот замес… - Марченко мрачно осознал, что, как только увидел лежащего Колганова, совсем забыл про осмотрительность. – Так понимаю, Лазаревский, прежде чем продырявить тебя ювелирными боеприпасами, сболтнул лишнее?

– Да. – Подтвердил Колганов. – По замыслу старого пройдохи я – светоч правды и всего самого светлого, а ты – злобное орудие Кремля. Ты меня застрелил потому, что я проливаю истину на измождённые нынешним режимом души людей.

– И на волне народного гнева Иванов завтра с треском побеждает на выборах, - Марченко довёл фразу до конца.

– Совершенно верно, товарищ полицейский. – Журналист криво улыбнулся. – Ценой моей жизни и твоей свободы.

Тот блаженно растянулся рядом.

– Слушай, я как-то легче тебя отделался.

– Нифига подобного! – Запротестовал Колганов. – Я вроде как мертвый и уже в раю. А ты гниёшь за решёткой, а потом, после освобождения, подвергаешься остракизму.

Марченко зашёлся в истерическом смехе.

– Чему-чему, а этому ещё не подвергался!

– Нам надо уходить. – Забеспокоился журналист. – Правда, я ещё слаб, но вроде оклёмываюсь.

– Сними футболку. – Посоветовал зашедшийся в кашле собеседник. – А то распугаешь бабушек.

Колганов, не без труда, освободился от одежды.

– Покажи пули, - с интересом попросил он.

Марченко ссыпал их в протянутую ладонь.

– И правда золотые. – Журналист, совершенно забывший, что эти пули его и прошили, восхищённо присвистнул.

– По персоне и материал, - потроллил следователь.

Шутка прошла незамеченной.

– А можно одну оставлю себе? – Взмолился Колганов.

– Ты уже оставил себе одну? – Марченко не удержался от очередного подкола. – Мало?

– Так я её сдам как лом, - последовал ответ.