90-е: Шоу должно продолжаться 7
Шрифт:
— Думаю, он имел в виду коммерческие музыкальные радиоканалы, — сказал я.
— Что-то я не слышал про такие в Новокиневске, — буркнул Бегемот. — По телеку видел, что в Москве есть «Европа плюс». Но так то в Москве. Там из таких, как мы, наверняка очередь длиной в километр…
— В смысле, не слышал? — Бельфегор аж вскочил от возмущения. И треснулся головой об верхнюю полку. — А как же «Радиоканал-семь»?
— Блин, а ведь точно… — проговорил Астарот. — Я даже как-то про них и забыл… Это же они вещали в прошлом августе, когда везде «Лебединое озеро показывали»?
— Да-да-да! — закивал Бельфегор. — Дядя Женя Баранов хороший друг моей мамы, а он там инженер. Это он наладил тогда старый военный передатчик,
Бельфегор тараторил со скоростью пулемета, рассказывая историю, которую я даже слышал в своем будущем прошлом. Есть, точнее был… или будет?… у меня приятель Саня, упоротый радиолюбитель, у него весь дом завален всякими железяками, а канифолью от него пахнет вообще перманентно. Так вот, он рассказывал, как его однокурсник со своими друзьями основали первую чуть ли не в России частную радиостанцию в каком-то домишке на берегу Киневы. Как экранировали приемник железной сеткой от кровати. Как круглый стол со свалки приволокли и приделали ему кривой чурбак вместо сломанной ножки. Зато у них появился стол для редакции. Как потом случилось наводнение, и домик этот их смыло в Киневу вместе с куском берега. Но главное сокровище — передатчик и катушечный магнитофон, радийщики-энтузиасты успели спасти. Про ночного диджея Свету, которая была страшна, как ядерный взрыв, зато у нее был такой магический голос, который своим волнующим тембром вызывал эрекцию даже у импотентов и геев. Про то, как тогдашний мэр Новокиневска после катастрофы проникся проблемами радиостанции и выделил им другое помещение на выселках — бывшую гостишку для дальнобоев. Одноэтажный барак возле трассы южного направления, рядом с которой по старой памяти тормозили фуры, и их водители много возмущались тому факту, что здесь больше не кормят, не укладывают спать и не предоставляют доступные секс-услуги… Впрочем, кажется, переезд произойдет позже. Кажется, Саня говорил, что судьба у радио такая — первое вещание случилось в день путча, первый выпуск из нового места — в день обстрела Белого дома, а самый последний, до поглощения их маленького, но гордого канала набравшим силу и могущество медиахолдингом «Кинева-Продакшн» — в день дефолта девяносто восьмого.
Бельфегор рассказывал вот это же самое, размахивая руками. А я сидел и улыбался, потому что в памяти всплывали наши долгие разговоры с приятелем Саней и его рассказы о… Хм. Так это получается, что я его скоро увижу. Он же на этом самом радио работает, о котором Бельфегор рассказывает сейчас примерно с тем же огнем и азартом, как и Саня тогда. В прошлом-будущем.
— Так значит надо встретиться с твоим дядей Женей! — уверенно заявил Астарот. — Закинуть ему кассету, пусть иногда ставят наши песни.
— Да, обязательно! — Бельфегор нетерпеливо заерзал, будто ему хотелось уже прямо сейчас, немедленно, сию минуту звонить этому дяде Жене. — Блин, уже так домой хочу, ужас! У нас там столько всяких важных дел! И «Фазенда» еще. И радио вот… И надо еще клип снимать срочно! Вов, слушай, а можем мы еще раз попросить Влада, чтобы на «муке» устроить съемки? Чтобы во как тогда для рекламы, только чтобы мы не изображали «Кисс», а свою песню пели? Мы с Кирюхой тут ночью обсудили, что если вот ту новую песню Астарота сделать чуть потяжелее, то будет отлично, если часть видео будет снято на той же самой сцене, только…
— Думаю, можно, — я пожал плечами. — Почему нет?
— А еще я знаете что подумал… — продолжал тараторить Бельфегор. — Что нам нужно на «Фазенде» выступать на каждой вечеринке. Хотя бы по несколько каверов петь. Чтобы как бы не концерт, а… Ну, вы понимаете. Я после «Юбилейного» понял, что нам нужно больше выступать, чтобы прямо до автоматизма, чтобы от зубов отскакивало, как наша литераторша говорила. А то, честно говоря, я тогда вышел на сцену и чуть-чуть потерялся. А еще…
— Тссс… Не
— Уф… Меня прямо разрывает от этого всего, честно-чесно! — Бельфегор плюхнулся обратно на место и на секунду расслабился. Но тут же снова заерзал, потянулся к своей сумке, вжикнул молнией.
— Давайте чаю попьем, — предложил он. — У меня есть пакет пышек и конфеты. Я одну коробку для мамы везу, а вторую давайте сейчас сожрем!
— А у мне наша хозяйка квартиры передала пакет с пирожками! — спохватилась Ева.
— А у меня есть вафли, я в кулинарии купил! — встрепенулся Бегемот.
«Ангелочки» пришли в движение. Кто-то погнал в проводнику за чаем, зашелестели газеты и бумажные пакеты, запахло жареным тестом пышек, шоколадом и прочими вкусностями. Кто-то из соседей по вагону начал недовольно бухтеть, что мол, ночь на дворе, что еще тут за чаепитие. Но нам было плевать. Слишком у мы были взвинчены, слишком много впечатлений хотелось обсудить, слишком много планов в голове клубилось, чтобы можно было вот так просто развернуть влажноватое постельное белье и уложить юные творческие головы на тощие поездные подушки. Сорян, соседи. Скажите спасибо еще, что песни не поем.
Пили чай из неизменных граненых стаканов в подстаканниках. Жевали пирожки, пышки, конфеты, вафли, печенье и липкую сладкую тулумбу, которая, как и пышки, была для нас чисто питерской экзотикой, в Новокиневске такие штуки не делали. Болтали, перебивая друг друга делились впечатлениями о новых знакомствах. Без всякого перехода делились своими идеями и возможными планами на ближайшее будущее. Смеялись до слез, вспоминая бурные вечеринки, в которых успели поучаствовать. И этого всего было так много, что темы для разговоров все не кончались. За окном черная тьма уступила место хмурому серому дню, а сон все никак не приходил.
Обратная дорога всегда короче. Казалось, что мы только-только погрузились в поезд, буквально недавно еще обнимались с музыкантами из «Папоротника» и торопливо строили планы на дальнейшую взаимовыгодную дружбу с Сэннсеем, а вот в окнах уже мелькают балки моста через Киневу, а на высоком берегу возвышается серая махина элеватора. И совсем скоро нам уже выгружаться на перрон, спуская с высоких ступеней поезда наши музыкальные инструменты. И заново привыкать к трескучим морозам, хотя по календарю уже сегодня наступает весна. Правда, новокиневской погоде это объяснить забыли, так что за бортом нас ждал полновесный тридцатник ниже нуля. И первое тепло обещало начаться только через неделю-другую.
— Кошмар, как же холодно! — Бегемот запрыгал на месте, хлопая себя по бокам. — Сегодня же первое марта, какого хрена вообще?!
— А нам еще все это тащить до завода, — стуча зубами, проговорил Бельфегор. — Тут недалеко, конечно…
— Ничего не надо тащить, только до машины, — заявила Кристина.
— До какой еще машины? — недоуменно спросил Астарот.
— Я попросила Славу нас встретить, вон он идет, видите? — Кристина указала пальцем в сторону распахнутых ворот на привокзальную площадь. Я в очередной раз умилился. Да уж, времена турникетов наступят еще нескоро, сейчас в девяностые на перрон можно спокойно зайти прямо с улицы. И вход в здание вокзала никак не регламентируется. С одной стороны — очень удобно, конечно. Свобода, и все такое. С другой… Блин, сколько же сброда сейчас тут толчется, жесть. Какие-то бомжи, цыгане со своими тюками и оравой мелких наглых детишек, темные личности всех мастей… В зале ожидания тусят наперсточники и еще какие-то жулики. И вообще ощущение такое, что вокзал — это самое стремное и маргинальное место, которое только можно придумать в Новокиневске. Да и не только в нем, что уж. Можно подумать, в Питере, откуда мы только что приехали, ситуация лучше.