909 заговоров сибирской целительницы

Степанова Наталья Ивановна

Господи, Ты создал весь мир за неделю.

Благослови, Господи, для меня число «семь»!

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Я, Божья раба (имя),

На седьмой половице моя нога,

Под моей ногой сердце моего врага.

Заклинаю его цифрой «семь» и повелеваю

Окаменеть моему врагу, одеревенеть.

Путаю

я ему его знаки, его слова,

Отупей, окривей его голова, его мозг,

Все его чресла, всегда и на перекрое.

Бога слово первое, мое второе,

Араба (имя) – слово никакое.

Как мертвые недвижимые,

Руками не двигают, ногами не стучат,

Глазами на людей и на меня не глядят.

Так и мой враг (имя) окостеней, одеревеней

И мыслить против меня не посмей.

Снимаю я заклятье с рабы Божьей (имя)

Честным крестом, седьмым числом.

Слово мое твердо, дело мое лепко и цепко.

Ключ, замок, язык. Аминь. Аминь. Аминь.

Порча на буйное помешательство

Способов лечения помешательства разума очень много. Вот, например, один, он не очень сложен, но хорошо помогает.

Сажают девять сосен. Когда посадите девятую сосну, закажите в трех церквах службу «О здравии» по больному человеку. Раздайте девять милостынь и вернитесь к девятой посаженной сосне. Привяжите к ее девяти лапам девять привязок из красной ткани. Всякий раз, завязывая завязку, читайте так:

В избе костяной чемерок золотой,

В черемке этом мозг.

Огнем он не горит,

Не ноет он, не болит.

В черемке ясно, тихо и прекрасно.

Нет в мозгах хвори,

Нет в висках боли.

Подай, Боже, для этого черемка ясного ума,

Всякого таланта.

Как царь Давид был умом даровит,

Как он легко смекал,

Во все сложное вникал,

Всякую суть понимал,

Судил, рядил, размысливал, размышлял,

Так бы и раб Божий (имя) был умен тоже.

Чемер-чемерок, носи в себе ум, а не умок.

Умом пойми, умом живи.

Умом самого умного обойди.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Те люди, которых лечили от слабоумия, никогда

не должны произносить в чей-то адрес слово «дурак», иначе они вновь заболеют.

ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ

Отречение от дочери

(исповедь умершей)

У меня на столе несколько листов бумаги; кривые буквы, неровные строчки говорят о том, что письмо написано лежа или же слабой рукой больного человека. С первых же строк письмо втягивает меня в какую-то безысходность. Не выдерживаю и заглядываю в последний лист, где обычно ставят номер телефона, если он есть. Спрашиваю Аннелию Петровну, мне отвечает женский голос, что А. П. умерла. И тут же интересуется, а кто ее спрашивает. Я положила трубку: значит, передо мной письмо мертвого человека. Читаю снова с первой строчки. Многие слова расплылись, то ли от слез, то ли от лекарств. Временами написано так неразборчиво, что догадываюсь только по смыслу. «Наталья Ивановна, ни я, ни Вы не знаем друг друга. Мне 83 года, я умираю от старости. Зачем я пишу Вам, сама не знаю. Мне так тяжело. Умирать страшно всем, поверьте мне, дорогая моя.

Неужели я прожила столько лет? Я уже и сама в это не верю. Жизнь ушла быстро, как посмеялся кто-то. Из человека, некогда умного сильного и красивого, получается беспомощный скелет с кучей болезней и страхом, что завтра тебя уже может и не быть.

Мы так глупы, что, будучи молодыми, не понимаем этого. Как страшно, что тебя закроют крышкой гроба, забьют гвоздями и опустят в могилу. И все. Как будто не было тебя никогда. Мысли каждый день о смерти, пощады нет, нет помилования. Если бы люди осознавали вовремя страх и истинную реальность того, что тебя скоро не будет, они бы не убивали за деньги и не творили зла, а больше улыбались, смотрели на цветы и радовались друг другу, потому что после смерти люди обречены на вечную одиночную камеру, где ни за какие сокровища не увидишь ни одного человека.

С каждым прожитым днем мы приближаемся к своему концу. Наверное, людям легче умирать, если у них остаются хорошие дети. У меня же это не сложилось.

Есть у меня дочь, но я от нее отказалась, а квартиру свою отписала соседям, потому что они кормят меня, ухаживают и похоронят. Так мы с ними договорились, и я им верю. Но все чаще стало меня давить сомнение: не зря ли я так поступила? Никому я этого не говорю, а только Вам, Наталья Ивановна. Давит меня тоска и жалость к дочери. И уже не помню или не хочу помнить всю ту боль и обиду, которую она мне наносила.

Много лет пьет она и не работает. И, Бог знает, на что она живет. И била меня, и позорила, и из дому все тащила, пропивала.

А когда я слегла, придет и говорит: “Болеешь, а все сдохнуть не можешь". Сунет руку под матрац, заберет пенсию и уйдет на две недели. Не вспомнит, что я без хлеба. Дом наш кооперативный, мы все в нем давно живем. Соседки то одна, то другая супу принесут.

Как-то пришла дочь и стала хитрить: “Мама, мама, прости". Даже плакала. Взяла денег на лекарство и ушла, а на ту пору мне было так плохо! Соседка зашла, перемыла все, что могла, меня помыла. Накормила меня. Я ей и говорю: “Приведи мне нотариуса. Я тебе квартиру отпишу, но ты меня не бросай только, не обмани и схорони, чтоб как человека. Не хочу, чтоб в общую яму из больницы как безродную отвезли". Та отказывалась, а я настояла, но чем ближе конец, тем виноватей себя чувствую перед дочкой.