95-й. Сны о будущем прошлом

Войлошников Владимир

«Прилично» — это пока ещё был социально значимый аргумент. Мама задумалась.

— Только не кисни! Пошли чай пить, сколько они ещё этот бак ставить будут. Черемши вам отсыпать?..

Минут через двадцать в дверь комнаты заглянул Вовка:

— Оль, морсика налей и поедем.

Надо же, как он по дорожке напротив окна прошёл, а я и не заметила? Впрочем, внимательность — моё второе имя.

Василич предложил выгнать из двора ниву да отвезти нас до остановки, но Вовка отказался, водрузил свою текстолитину на плечо, как двуручник:

— Мы прогуляемся.

Я

подхватила пакет с черемшой, в который мама уже натолкала зелени, каких-то модных серпантинных огурцов и первых помидоров. Назад-то под горку, чего бы и не прогуляться? Два километра, пфе!

С автобуса вышли так же, напротив спуска к Юбилейному. Никакой официальной остановки тут не было, но народ просил — и водители все останавливались. Тут горка была ещё круче, бежать веселее.

Не успели зайти домой — Вовка заторопился звонить дяде, договариваться. Какие-то там у них в части станки есть, насколько я поняла, можно весь процесс изготовления текстолитового игрового оружия обеспечить.

— Оль, я поехал.

— Может, поешь?

— Да не хочу я пока. Вечером.

Поцеловал меня и полетел. Вот, что значит «доминанта»! Ну или «идея фикс», если вам так больше нравится…

Так. А я… нет, не шить. Соберусь-ка я с мыслями и кое-что напечатаю.

ДЕЛА ИНСТИТУТСКИЕ

Всё-таки, надо было мне что-то решать с учёбой. Если двигать по сценарию с развитием детских кружков (то, что я умею очень хорошо), мне кровь из носу нужно педагогическое образование. Любое. Ещё три года тратить на филфак мне никак не хотелось. Заново поступать куда-то — тоже. А чтобы перевестись на моё родное (в прошлой жизни) дошкольное, требовалось приложить некоторые усилия. Зато, если прокатит, год сэкономлю. На дошкольном тогда учились четыре года, а не пять.

Понятное дело, что проварившись двадцать пять лет в этой кухне, я безо всяких особых подготовок сдам экзамены по специальности. Но нужна же ещё пачка письменных работ. И они есть у меня. Были. Сидят, родимые, где-то на нижних уровнях сознания. И надо их оттуда извлечь. И прилично оформить, чтоб идти договариваться о переводе без потери лет уже с козырями.

А между прочим, мне (в той, другой жизни) во время написания курсовой удалось даже совершить в некотором роде микрооткрытие относительно корреляции между темпераментами и стихийным композиционным построением рисунка у детей. О! Чувствуете, пошло, пошло! Это всё плоды второго, уже осознанного высшего образования прут. Как говорила нянюшка Ягг, столько ума, хоть из ушей вытягивай и завязывай под подбородком. Это из Пратчетта. Кажется, этой книги на русском языке пока ещё нет, вот блин…

Надо будет к маме в группу сходить, кстати. Я ж тогда на её детях курсач писала. По-быренькому тесты провести и собрать рисунки. В понедельник схожу. Методистка (это типа садовского завуча) там знакомая, меня любит, в группу посадит и без мамы, договорюсь.

Итак, собрали мозги в кучу. Сейчас мы напишем шедеврашечку. Только напишем так, чтобы встроить её потом в диплом, как главу. Мы же раньше-то глупые были, столько лишних телодвижений насовершали, а теперь — о-го-го!

Короче, за три часа я сотворила скелет

будущего шедевра. Осталось только фактологический материал и цифры вставить. Нет, серьёзно. Для второго курса, да как вспомню, что мы тогда писали, это ж натурально шедевр. Я-таки умом-то тётя взрослая, опыт научных публикаций имею, сын ошибок трудных. И гений, мда, чебурашкин друг.

Чёт я устала.

Пошла, посмотрела в холодильник. Нет, хорошо иметь мужика, который умеет готовить! Вон сколько всего. Но теперь же, блин, мне решительно нечем в кухне заняться кроме как лишний раз пожрать. А есть я пока не хочу. Вот чаю…

Я набодяжила чаю, вышла в зал, постояла у швейной машинки. Нет, пожалуй, я ещё не так сильно от компа устала, пойду-ка ещё что-нибудь напишу. Помнится, там образцы конспектов по разным предметам сдавать надо было…

КРАСОТИЩА!

Ещё три часа — и глаза у меня стали слегка квадратные. Да и устают они от этого монитора сильнее. И тут пришёл Вовка и спас меня от окончательного превращения в зомби. И шпагу принёс, замотанную от излишне ретивых служителей порядка в какую-то тряпицу. Будущую шпагу, потому что эфеса, по сути, пока не было. Но сам клинок уже принял привычные очертания.

— Ух ты, красота какая!

Погодите, а я что, не говорила, что мы — участники ролевого движения? Я — так, умеренно, а вот Владимир Олегович — чрезвычайно плотно. И сейчас он держал в руках свою любовь, пусть и в зачаточном виде — тяжёлую валлонскую шпагу. Будет ещё одна — сабля по имени Гюрза. Я думаю, чуть позже мы и её увидим.

— Ты прикинь! А мы с этими алюминиевыми палками!..

Это точно. Чем хорош текстолит — он почти идеально повторяет вес оружия, с которого скопирован. Теперь осталось ещё начать правильно им махать.

Вовка тем временем в подробностях объяснял мне вещи, совершенно не влезающие в мою голову ни в одном из миров — с помощью каких инструментов, из чего и как он сделает эфес. Да, мне всегда интересно, и я вроде бы даже понимаю, но ни-че-го не запоминаю из сказанного. Мдя.

Но послушала с энтузиазмом.

23 июля 1995, воскресенье.

Как вы понимаете, в голове у Вовы поселилась доминанта. И настолько она была сильная, что вытеснила даже компьютер. Полвечера он рисовал клинки и гарды в совокупности и по раздельности. А утром соскочил ни свет ни заря:

— Любимая, ты не будешь против, если я поеду, попробую шпагу доделать?

— Да не против, конечно. Езжай.

Глупо, по-моему, человеку выставлять идиотские условия. Да и вообще, будет ли у него возможность после отпуска ролевым оружием заниматься? Так что пусть. И я делом маленько займусь.

— Заодно заявление на отпуск напишу. Мы справку куда положили?

— Справка там, на полочке над компьютером лежит. Только знаешь что, не отвози её пока.

Он остановился с листочком в руках:

— Почему?

— Да просто. Спокойнее так. Вот распишемся, сразу до части доедем, и подашь.

А то знаю я, начнётся сейчас: «О чём ты думаешь?» да «А как же Э-э-эля?»… Эля-фланеля, блин.

Нормально Эля. Выберут ей другого курсанта, и будет счастлива. А этот — мой. И прессовать его лишний раз нечего.