99 имен Серебряного века

Безелянский Юрий Николаевич

«Гиляровскому бы жить во времена Запорожской Сечи, вольницы, отчаянно смелых набегов, бесшабашной отваги, — писал Константин Паустовский. — По строю своей души Гиляровский был запорожцем. Недаром Репин написал с него одного из своих казаков, пишущих письмо турецкому султану, а скульптор Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на своем превосходном памятнике Гоголю. Он происходил из исконно русской семьи, отличавшейся строгими правилами и установленным из поколения в поколение неторопливым бытом. Естественно, что в такой семье рождались люди цельные, крепкие, физически сильные. Гиляровский легко ломал пальцами серебряные рубли и разгибал подковы. Однажды он приехал погостить к отцу и, желая показать свою силу, завязал узлом кочергу. Глубокий

старик, отец не на шутку рассердился на сына за то, что тот портит домашние вещи, и тут же в сердцах развязал и выпрямил кочергу…»

Чехов однажды написал из Мелихова Суворину: «Был у меня Гиляровский. Что он выделывал! Боже мой! Заездил всех моих кляч, лазил по деревьям, пугал собак и, показывая силу, ломал бревна…»

Сила молодецкая бурлила в Гиляровском, и кем он только не был в молодые годы: ходил бурлаком, работал грузчиком на пристани, пожарным, рабочим на заводе свинцовых белил, объездчиком лошадей, актером и циркачом, во время русско-турецкой войны ушел солдатом-добровольцем на фронт и был награжден Георгиевским крестом за храбрость.

С 1881 года Гиляровский — москвич, и в этом же году состоялся его литературный дебют: журнал «Будильник» опубликовал стихотворение «Все-то мне грезится Волга широкая…» По словам Гиляровского, это стихотворение открыло ему «дверь в литературу». С этого времени он начал печататься как поэт и репортер. Стихи писал простенькие, немудрящие, а вот газетный репортер из него получился классный: Москву он знал превосходно, оперативно откликался на все знаменательные события и находил интереснейших людей, за что был признан «королем репортажа».

Как-то он подсчитал московские переулки с одинаковым названием: «Безымянных — девятнадцать! Благовещенских — четыре, Болвановских — три! Только три! Мало по нашим грехам! Ей-богу, мало! И Брехов переулок только один!..» — иронизировал Гиляровский.

Профессиональное любопытство Гиляровского было безмерным и заставляло его оказываться в самых неожиданных и опасных местах. Он излазил все дно Москвы и познакомился со всеми его обитателями, в результате чего получилась книга «Трущобные люди» (1887). Власти посчитали книгу чересчур мрачной и сожгли отпечатанный тираж.

Гиляровский неутомимо писал почти во все дореволюционные издания — в «Русские ведомости», «Россию», «Русское слово», в «Журнал спорта» и другие. Репортажи, очерки, рассказы, стихи. Уже после революции вышли его мемуарные книги «Москва и москвичи» (1926), «Мои скитания» (1928), «Записки москвича» (1931), «Друзья и встречи» (1934). Гиляровскому было что и кого вспомнить. Он был знаком со Львом Толстым и Чеховым, Буниным и Горьким, Репиным и Куприным, Шаляпиным и Блоком, Брюсовым и Ермоловой и т. д. Все они охотно встречались с Гиляровским и дарили ему свою дружбу.

«В нем есть что-то ноздревское, беспокойное, шумливое, — писал о Гиляровском Антон Павлович Чехов, — но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нем совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам».

К тому же Гиляровский был и остроумцем. По поводу первой постановки пьесы Толстого «Власть тьмы» он сочинил экспромт:

В России две напасти: Внизу — власть тьмы, А наверху — тьма власти.

Гиляровский прожил большую жизнь, до 82 лет, и оставил о себе добрую память и множество различных легенд.

ГИППИУС

Зинаида Николаевна,

один из псевдонимов —

Антон Крайний

8(20).XI.1869, Белев Тульской губернии — 9.IX.1945, Париж

Расхожее мнение, сформулированное Оскаром Уайльдом, что женщина — это декоративный пол, во всем блеске

опровергла Зинаида Гиппиус. Да, она была красива, но ее красота дополнялась умом. «Зинаидой прекрасной» называл ее Брюсов. А критик и публицист Петр Перцов так живописал Зинаиду Николаевну: «Высокая, стройная блондинка с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки, в очень шедшем к ней голубом платье, она бросалась в глаза своей наружностью. Эту наружность я назвал бы „боттичеллиевой“…» Но при этой «боттичеллистости» сердце у нее было, как игла, ум насмешливый и язвительный. С годами она поражала всех не только своей необычной внешностью, но и интеллектуальным блеском, аналитическим подходом к жизни.

Разумеется, на первых порах она много набралась у мужа, писателя и мыслителя Дмитрия Мережковского. Мережковский способствовал первой публикации Гиппиус — стихов, написанных под влиянием Надсона. Затем постепенно Зинаида Гиппиус обрела свой собственный голос. Ее стихи отличались внутренней борьбой, некоторым демонизмом и холодно-страстной сдержанностью. И всегда, как отмечал Аким Волынский, слышался «тревожный крик треснувшего стекла».

О, пусть будет то, чего не бывает, Никогда не бывает: Мне бледное небо чудес обещает, Оно обещает. Но плачу без слез о неверном обете, О неверном обете… Мне нужно то, чего нет на свете. Чего нет на свете.

Строка «мне нужно то, чего нет на свете» мгновенно стала крылатой, в ней бился главный нерв всего Серебряного века, всех поисков и метаний.

В 1904-м и 1910 годах в Москве вышли два «Собрания стихов» Гиппиус, утвердившие ее славу как декадентской поэтессы, тяготеющей к метафизическому типу мышления. Вместе с Мережковским и Розановым Гиппиус организовала «Религиозно-философские собрания», редактировала журнал «Новый путь» и выступала как авторитетный литературный критик под псевдонимом Антон Крайний. Что касается проповедуемых Гиппиус взглядов, то в конце одного века и в начале другого они колебались и менялись. Тут были и образы «снегового огня», и метафизические тупики («Не ведаю, восстать иль покориться,/ Нет смелости ни умереть, ни жить»), крайний индивидуализм и шарахание к «неохристианству», и еще многое другое. Зинаида Гиппиус изображала из себя то русалку, то сильфиду, то ведьму (целый карнавал масок), на что Владимир Соловьев отозвался сатирическими строчками в адрес Зинаиды Николаевны:

Я — молодая сатиресса, Я — бес. Я вся живу для интереса Телес. Таю под юбкою копыта И хвост… Посмотрит кто на них сердито — Прохвост!..

К новациям Гиппиус и Мережковского следует отнести и идею «тройственного устроения мира»: «новый способ троебрачности», когда супруги приняли в семью «третьего» — критика и публициста Дмитрия Философова. Эта интеллектуально-амуреточная игра длилась не один год. Но все это, конечно, не главное в жизни Зинаиды Николаевны, а главное то, что в своей квартире в Петербурге, в «доме Мурузи», у Мережковских регулярно собирался весь петербургско-московский цвет общества — Брюсов, Белый, Сологуб, Розанов, Блок, Бердяев и многие другие. Встречались и обсуждали проблемы творчества и бытия символисты, религиозные философы, «петербургские мистики». Здесь вынашивались с горячим участием Гиппиус утопические проекты обновления жизни, сокращения разрыва между «мыслью» и «жизнью», поиск новых исторических форм жизнеустройства — общественных, бытовых, семейных, сексуальных. Короче, Зинаида Гиппиус в дореволюционный период вела напряженно-интенсивную салонно-творческую жизнь.