99-й
Шрифт:
«Братик!» — Сестренка оказалась рядом со мной, стараясь перевести дыхание, осматривая меня с ужасом в глазах. Она отдавала все свои силы, чтобы оттащить меня к Медицинскому отсеку, не замечая ничего и никого вокруг. У нее не было сил смотреть на мои раны и мое лицо, наполненное страданиями и болью. Даже когда Тридцатая и Нулевой оказались в отсеке и положили меня на медицинский стол, она не отрывала от меня глаз, закрывая мои раны, выливая, как мне казалось, неограниченное количество слез. Ее крики безжалостно прорезались в мои уши. — «Н-не умирай! Прошу… Прошу тебя!»
«Да успокойся же ты! Убери руки! С ним все будет в порядке! Все будет… Сестра, черт тебя возьми! Успокойся!» — Я мог расслышать голос Тридцатой, гневно отводящей мою сестренку подальше от меня, пока она сопротивлялась и вырывалась, держась за мою руку. Даже Нулевой начинал помогать ей в этом. Тридцатая успела
Мой сон прошел довольно быстро. Так быстро, что я даже удивился внезапной смене окружения. Я все еще лежал на медицинском столе, но сам отсек был оживленнее обычного. Братья и сестры, куда не посмотри. Даже моя сестренка держала меня и прижималась щекой к ладони, стоя рядом со мной. Она не сразу поняла, что я проснулся, но когда она увидела свет в моих глазах, то ее тело вздрогнуло, а на глазах начали набираться слезы.
«Братик…» — вышло из ее дрожащих губ шепотом, пока слезы вновь начали скатываться по ее румяным щекам. У меня было такое ощущение, что я и не спал вовсе, а все прошедшие моменты были лишь предсказанием… или сном. Мне не составило труда поднять руку и погладить ее щеку, стараясь хоть как-то успокоить ее. Я не сразу заметил это, но я поднял именно ту руку, плечо которой мне прострелили. Никакого неудобства или боли. Пока я водил пальцами по щеке сестры, медленно переходя к ее покрытию, на моем лице появлялась сонная улыбка. Не все заметили мое пробуждение, но Тридцатая, оказавшаяся рядом с моей сестренкой, даже не удивилась моему сонному, но вполне здоровому виду. Она же и разгласила всем о моем пробуждении, со спокойным тоном оглядывая мои раны.
«Говорила же тебе. Все с ним будет в порядке. Для такого мужчины, подобные раны — царапины.» — Я не знаю, шутила ли Тридцатая, или же она сказала это на полном серьезе, но ее слова сильно повлияли на меня. Назвать своего младшего брата Мужчиной… Может я понимал ее слова в ином свете, но легкий смех моих братьев и сестер, медленно собирающихся вокруг стола, лишь сильнее толкал меня к моему мнению. Даже сестра начала покрываться моими красками, отведя глаза в сторону. Сказать ей что-либо в ответ я просто не мог. Я слишком стыдился своих дальнейших слов и действий. Небольшая пауза помогла мне прийти в себя и собраться с мыслями.
«Сколько я спал? Что произошло?» — меня очень сильно интересовал ход нашей небольшой Кампании, а точнее — ее результаты. Ответ на мой вопрос не был… радостным. Восьмой делился со мной результатами прошедшей битвы.
«Перестрелка с „Белыми“ не была длинной. Мы слегка их оттеснили, но наша работа еще не закончена. Сейчас под нашим контролем находится небольшой уголок комплекса, и мы не собираемся отдавать его обратно. Не без битвы. Вот только… этот „уголок“ стоил нам жизни девяти человек. Шесть братьев и три сестры, если быть точным.» — когда речь зашла о потерях, тон Восьмого погас, а братья, стоявшие рядом с нами, склонили головы и взгляды. Вести о смерти их братьев и сестер повлияли и на меня. Ведь я видел Девяностого… Его истерзанное, покрытое багровыми красками и едва заметными дырами, тело, оставленное рядом с другими погибшими… и среди подобных жертв могла бы быть и моя сестра. Но она сидела рядом, разглядывая меня с тревогой, сжимая мою руку. Пока она жива — мне плевать на все и всех. Разве не из-за нее я ринулся вперед? Пока я водил большим пальцем по ее покрытию, разглядывая ее слабую, слегка искривленную улыбку, Восьмой быстро сменил настрой и заговорил со мной на более звонкой и светлой ноте. — «Зато многие из нас, включая нашего младшего братца, живы и целы! И все благодаря ему. Даже ринулся… сестричку спасать. Разве это не мужественный поступок?» Его слова вызвали настоящую волну оптимизма со стороны сестер и братьев в отсеке. Торжественные крики и возгласы слились во едино, и даже эхо этих криков не утихало среди пустых, безграничных коридоров. Я не был рад этому. Я не был рад тому, что меня восхваляют. Все они знают о том, что я сделал в прошлом. Сколько лжи я наговорил и бед причинил. Мне было плевать на их жизни. Тогда и сейчас. А ринувшись вперед за мной, принимая мою глупость за храбрость… Я не стал сдерживать свои чувства в себе. Мое мнение, мои взгляды, эмоции… Я выпустил это все наружу.
«Даже если он убил целый ряд сестер и братьев? Даже если он… и не брат вовсе?» — Для меня… Я должен был высказать всю правду. Они и так знали мои истинные намерения и что я сделал с этой семьей.
Каждый, кто стоял около стола со мной… Каждый, кто слышал меня. Все оцепенели, не подавая никаких эмоций. Статуи, устремившие на меня свои взоры. Обращая свое внимание на меня и только на меня. Никто не смел издать и звука. Никто… не двигался, наблюдая за моими попытками освободиться от оков. Даже моя сестра, прикрыв рот руками, шокировано отходила назад, не веря в происходящее. Когда я успокоился, вглядываясь в ее глаза… В моем левом ухе внезапно начало звенеть, а по щеке прошлась дикая боль, которую мне никогда еще не приходилось испытывать. Тридцатая дала мне очень сильную, быструю, практически молниеносную пощечину.
«Неблагодарная сволочь!» — прокричала она в мое оглушенное ухо, после чего сделала очередную пощечину, но тыльной стороной ладони, по другой щеке — «Мы, твоя семья, встали за тебя стеной! Отдали за тебя свои жизни! И вот так ты нас благодаришь? Подобными словами?! Даже я, полностью ломая все правила и логику, решила дать тебе возможность…»
«Какую возможность?! Возможность убить еще кого-нибудь?!» — гнев в моем голосе пробирал до костей. Я повысил голос на Тридцатую, даже не задумываясь о последствиях. Вся «семья» могла разорвать меня на куски, словно стая разъяренных собак. И даже тогда — я продолжил. Устремив свой взор… в глаза самой смерти. — «Если да, то поздравляю! Я продолжаю убивать людей! А семья? Какая семья?! Здесь нету братьев! Здесь нету сестер! Мы даже не одной кро…» На этот раз, я полностью заглох. Остыл. Закрыл свой рот и прикусил язык. Вторая аккуратно отодвинула Тридцатую в сторону и ударила меня прямо в горло, заставив потерять возможность дышать, после чего она сильно ударила меня прикладом пистолета в грудь. Я даже не мог вскрикнуть от боли, так как весь воздух из моих легких вылетел моментально. В мгновение. Даже сестренка чувствовала мою боль, схватившись за горло и грудь, начиная кашлять вместе со мной.
«Прекращай психовать и слушай меня, Девяносто девятый. Да, мы не одной крови. Да, мы не являемся кровными братьями и сестрами. Ни тебе, ни Девяносто восьмой. И знаешь что? Мне насрать. Тридцатая мне не сестра — Мне насрать. Первый мне не брат — Мне насрать. Даже ты, твоя сестра-близнец… Вся, чтоб ее, семья — не семья мне! Мне насрать!» — ее голос, тон… каждый звук, выходящий из ее горла… был невыносимо громким. Вторая оглушила меня. Вывела из равновесия. Полностью отняла мою способность думать и размышлять. И пока она пронзала мои уши своим звонким и громким тоном, она рассматривала всех вокруг, не утихая. — «Я прожила достаточно, чтобы узнать каждого из вас! Я прожила свою жизнь так, что привязалась к каждому из вас! Да чтоб вас… Я даже готова переспать с каждым из вас, если на то будет причина! И если вы думаете, что кровь и родословная — важная часть семьи… Вы будете хуже Первого! Вы будете хуже того говножора и троглодита Первого, вылизывающего ботинки тупоголового старикашки DS8! Мы все росли семьей, мы все сражаемся семьей, мы умрем, чтоб вас, семьей! Убил ли ты своего близкого или нет — мне по боку! Сейчас, в этот самый момент… Вы либо будете сражаться семьей, либо сдохните без нее! Третьего не дано!»
Речи Второй закрепили… веру семьи. Все до единого согласились с ее словами, хором выкрикивая свое мнение. Никто не шел против течения. Даже моя сестра, которая была не в состоянии плакать, вжимаясь в мою грудь лицом, обнимая так крепко, как только это возможно, старалась удержать меня в этом течении. Она хотела молить о пощаде, но вся ее сущность шла против этой идеи. Она хотела бороться за меня. Защитить меня и показать всем свою серьезность. Забрать меня и убежать. Но как бы она не пыталась докричаться до Второй — она не слушала. Лишь смотрела, не отрывая глаз. По крайней мере… она так думала.