999 (сборник)
Шрифт:
И тут медленно, тихо потрескивая, софиты начали разогреваться... и сцена, озаренная внезапным светом, ожила. Темные силуэты вновь сменились объемным, полноцветным антуражем трудного детства.
Убогая гостиная, кухонька, истертые ковры, унылые шторы.
Раскрылась центральная дверь, и появилась мать Доминика, одетая в простой костюм от хорошего портного. Ее посеребренные сединой волосы были завиты и уложены.
Весь ее облик был исполнен строгой элегантности. Доминик, насколько ему помнилось, никогда не видел мать такой. Мать огляделась по сторонам, точно удивляясь, что дома никого нет.
Мать:
С озадаченным видом она закрыла за собой дверь. Вновь позвала сына по имени. Затем, обернувшись к рампе, нашла взглядом в зале Доминика, который остолбенело созерцал происходящее.
Мать: Ах, вот ты где. Иди сюда, Доминик! Иди ко мне...
Доминик удивился, но повиновался словам матери — безотчетно, точно во сне. В ситуации было что-то сюрреалистическое. Он интуитивно понял, что надо не сомневаться, а просто подыгрывать матери.
И он подыграл.
Забравшись на сцену, он ощутил на лице жаркие лучи софитов — и понял, что преодолел некий барьер.
Его охватило волшебное чувство, известное всякому актеру по моменту, когда занавес поднимается и ты выходишь на сцену... но к этому привычному ощущению примешивалось нечто совсем иное...
Доминик: А где папа? Его ведь там не было, правильно?
Мать (отводя глаза): Нет, Доминик... Мне очень жаль. Не знаю даже, куда он подевался. Вообще не приходил еще с работы.
Она замялась, поправляя кружевную накидку на диване. Затем вновь обернулась к сыну.
Мать: Но, Доминик, это было просто чудесно! Самый красивый спектакль в моей жизни! И ты замечательно играл! Как я тобой горжусь, мои мальчик!
Улыбнувшись, Доминик подошел к ней и обнял. И поймал себя на том, что не может припомнить, когда вот так обнимал мать. Открытые проявления чувств в его доме были редкостью, Их чурались почти с ужасом.
Доминик: Спасибо, мама.
Мать: Я всегда знала: ты просто молодчина Я всегда знала, что когда-нибудь буду тобой гордиться.
Доминик: Правда?
Отстранившись от матери, он заглянул ей в глаза.
Доминик: Тогда почему ты мне никогда этого не говорила, когда я был маленьким? Когда я действительно в этом нуждался.
Мать, отвернувшись, уставилась на раковину.
Мать: Тебе не понять, Доминик. Ты не знаешь, сколько раз мне хотелось что-нибудь сказать, но...
Доминик: Но он не давал, верно? Господи, мама, неркели ты до такой степени его боялась? Как ты могла спокойно стоять и смотреть, как он ломает жизнь твоему единственному сыну?
Мать: Не надо так говорить, Доминик. Я за тебя молилась, Доминик... Целыми ночами молилась, чтобы ты стал сильнее меня, чтобы ты
Доминик: Мама, одних молитв мне было недостаточно... ну да ладно. Я понимаю. Извини, что я на тебя так ополчился.
Раздался скрежет ключа — должно быть, кто-то пытался попасть им в скважину. Громко, зловеще щелкнул замок. Дверь медленно распахнулась, и в проеме возникла привалившаяся к косяку фигура отца Доминика. Очевидно, он был пьян. Джозеф Кейзен ввалился в гостиную, не обращая внимания на жену и сына. Плюхнувшись в свое любимое кресло, он уставился куда-то в пространство.
Доминик: Где ты был?
Отец уставился на него со злостью, которую не смягчала даже осоловелостъ взгляда.
Отец: А тебя это е...?
Доминик: Да. Ты мой отец. Сыновья за своих отцов обычно беспокоятся... или это тебе в новинку?
Отец (закашлявшись): Ты мне это, не мудри! Ща токо встану, как врежу — косточек не соберешь!
Доминик (с печальной улыбкой): Ты знаешь какие-нибудь другие способы общения с людьми? Или все «врежу» да «врежу»?
Отец (хихикая): Да что с тобой говорить! Ишь, учеными словами выражаешься... Хоть раз попробуй быть мужчиной!
Доминик: Папа, я так хотел, чтобы сегодня ты был в зале. И ты знал, что я хочу тебя там видеть — знал ведь?
Отец посмотрел на Доминика, и злоба в его глазах чуть-чуть рассеялась. Глядя себе под ноги, Джозеф Кейзен тихо проговорил.
Отец: Д-да... Я знал.
Доминик: Так почему же ты не пришел? Неужели это так уж приятно — заползти в одну из тех помоек, что ты зовешь барами, и нажраться, как свинья? Ты, что, думал, что если напьешься, все это исчезнет? Что ты...
Отец: Заткнись! Заткнись, а то врежу!
Отец Доминика прикрыл уши руками, чтобы не слышать обидных слов.
Доминик: Нет уж. По-моему, ты больше никому не врежешь. Никогда.
Отец: Ишь как расхрабрился! Чудак на букву «М»!
Доминик: Ты со мной о храбрости не заговаривай. Почему ты сегодня не пришел на спектакль? На мой спектакль! Спектакль, в котором играет твой сын!
Отец: Ты это куда клонишь, а?
Доминик: Чего ты испугался, папа? Что тебя увидят твои дружки? Что они скажут: «Джо пошел на лидеров смотреть»?
Отец: Ха! Гля, сам признался!
Мать Доминика встала между мужчинами.
Мать: О господи, поглядели бы вы на себя! Столько злобы... столько ненависти. Перестаньте, ради всего святого!..
Доминик: Ненависти? Нет, мама, ты не права. Любви особой я к нему не питаю, верно... но ненависть? Разница есть.
Отец (глядя на сына): Да что ты понимаешь, сопляк?
Доминик: По-моему, в этом-то и состоит суть проблемы: любовь в нашем доме в дефиците. Ни капли любви. Ни капли тепла... ни капли любви.