999. Последний хранитель
Шрифт:
В ответ на вопросительный взгляд Цугеля итальянец снова улыбнулся и пояснил:
— Ну да, в смысле, нам надо прочесть лекцию одному профессоришке, некоему Калоджеро, горячей головушке.
— Понимаю, — заговорщицки отозвался Цугель. — Мы тоже в свое время читали лекции в университете, но теперь в этом нет надобности. Однако подождите. Прежде чем вы уйдете, я должен вам кое-кого представить. Он вот-вот подойдет.
— Нам готовить еще одну лекцию?
— Нет, по крайней мере пока. Хотя, кто знает…
Они успели как раз выкурить по сигарете, и воздух в комнатушке стал непереносимо тяжелым. В дверь постучали. Вошел Вольпе,
— Герр Вольпе, как вы пунктуальны. Это делает вам честь. Позвольте представить вам синьора Клыка и синьора Трензеля. Они помогут нам осуществить операцию.
— Я не предполагал, что вы задействуете еще кого-то. Мне сообщили, что все будет сделано в строжайшей тайне. Посол…
— Halt! — прервал его Цугель. — Вы сами нарушаете секретность, дорогой Вольпе. Первейшее правило — не называть имен. Присутствующие здесь в любом случае необходимы для успешного исполнения нашего плана. Они люди надежные, друзья рейха, и пользуются прекрасной репутацией.
Вольпе прекрасно понял, что перед ним двое агентов OVRA, секретной полиции, о которой ходило столько сплетен, но толком никто ничего не знал. Ореол тайны, окружавший эту структуру, начиная с загадочного названия, заставлял всех бояться ее больше, чем она того заслуживала. Говорили, что OVRA внедряла своих людей повсюду и главной их задачей было предупреждать власть о малейшем проявлении антифашистских настроений. Ходили слухи, что она пользуется методами испанской инквизиции. Тем, кто попадал в ее застенки, с трудом удавалось выйти оттуда живыми. Но эти двое выглядели обычной провинциальной шпаной. Вполне возможно, что страшная слава OVRA была всего-навсего очередным спектаклем режима, как, впрочем, и многое другое.
Вольпе помолчал, потом произнес:
— Если так, то и хорошо. Однако я полагал, что нам с вами надо кое-какие детали обсудить вдвоем.
— Снова это «вы»! Ох уж эти итальянцы!.. Ладно, неважно. К тому же нашим друзьям пора в университет. Мне просто хотелось, чтобы вы с ними познакомились, посмотрели на них. В наше время полезно заводить новых друзей и осознавать, что на них можно положиться. Назавтра вам может понадобиться защита, герр Вольпе. Эти джентльмены смогут ее предложить, причем бесплатно, — заключил Цугель и засмеялся.
Джованни понял угрозу, хотя она и была тщательно завуалирована. Такая опека означала, что эта парочка его просто убьет, едва он допустит промах.
Клык и Трензель в очередной раз отсалютовали. Вольпе ответил им коротким кивком, и агенты ушли. Оставшись один на один с Цугелем, Джованни не промолвил ни слова, лишь пристально на него поглядел.
«Классическая техника гестапо», — сказал он себе.
Но ему стало страшно. Ведь Вольпе знал: то, что он собирался сказать, Цугелю не понравится.
~~~
Рим
Понедельник, 18 декабря 1486 г.
Из окна гостиной личных апартаментов Иннокентия VIII Джованни разглядывал сад, где, как говорили, Папа имел обыкновение прогуливаться
— Граф, — послышался за спиной чей-то голос.
Джованни не ожидал, что его сразу примет сам Папа, да еще в такой неформальной обстановке. Он изысканно поклонился, а потом приложился губами к кольцу с символами святого Петра и дома Чибо. Понтифик легонько потрепал его по щеке. Джованни улыбнулся, Папа тоже.
— Ваше святейшество.
— Садись, сынок, и выкладывай все.
— Ваше святейшество, вы и в самом деле меня призвали.
— Хочешь исповедоваться? Есть у тебя какой-нибудь грешок, который может отпустить только Папа?
— Я исповедовался только вчера. Да, я грешен, но ничего нового не совершил — было мало времени.
— А вот это никогда не известно. Кто знает. Нечистые мысли могут приходить и ночью. Наверное, немало девушек жаждут свидания с таким красавцем, как ты, да еще богатым и знатным.
— Нынче ночью я крепко спал, ваше святейшество.
— Отлично-отлично, — раздраженно проворчал Иннокентий. — Однако ego te absolvo a peccatis tuis in nomine patris, filii e spiritus sancti, [17] — произнес он скороговоркой.
17
Отпускаю тебе грехи твои во имя Отца и Сына и Святого Духа (лат.).
— Амен.
— Теперь мы очистили душу и можем поговорить свободно. Скажи мне, Джованни, что ты собираешься делать?
— Жить по совести, ваше святейшество.
— Ах-ах-ах! Ты мне нравишься, Джованни, и мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Тон понтифика был куда как шутливый, но эти слова поразили графа делла Мирандолу, как удар стилета, и он изготовился к следующим атакам.
— Под защитой вашего святейшества со мной ничего не может случиться.
— Прекрасно, это мне тоже нравится. Находиться под моим покровительством важнее, чем пользоваться защитой банкира Медичи.
— Лоренцо оказывает мне честь своей дружбой, ваше святейшество.
— Браво-браво, но вернемся к нашим делам. Что там за история с «Тезисами», которые ты собираешься публиковать? Это правда, что ты хочешь присвоить себе мое право собирать консилиум, особенно здесь, в Риме? Ты ведь даже не кардинал. Хотя, при желании, мог бы и номинироваться. Это стоило бы не особенно дорого, зато потом ты получил бы от меня постоянный доход с церковных имений. Но об этом мы побеседуем после, — сказал понтифик, потирая руки. — А теперь говори, Джованни, и считай, что перед тобой исповедник, который не только отпустил тебе грехи, но и хочет, чтобы ты по случайности не наделал новых.