А, Б, В, Г, Д и другие…
Шрифт:
— Вы этого не сделаете.
— Вы нас свяжете? — не без ехидства спросил Алексей Палыч. — Согласно принципам вашего невмешательства?
— Вы сами не захотите уйти. Иначе зачем вы сами пошли с нами в лес без продуктов и одежды… Вы хотели помочь ребятам, когда все шло нормально. Теперь вы тем более не уйдете.
— Значит, ваша инструкция запланировала даже мое поведение и для этого случая?
— Не думаю, — со вздохом сказала Лжедмитриевна. — Ваша реакция заложена в вас самом. Этот случай инструкцией не предусмотрен, приказов я не получала. Во всем, что произойдет дальше,
— Как же быть с Борисом? Я не имею права ничего от него скрывать: он — равноправный участник нашей авантюры.
— Борис и так меня не слишком любит.
Алексей Палыч подумал, что термин «не слишком» был, пожалуй, довольно мягок.
Но вслух высказываться не стал. Подобное правдолюбие было сейчас неуместным хотя бы потому, что никак не служило на пользу главному делу.
— Да и что не знает Борис из того, о чем мы с вами сейчас говорили? — сказала Лжедмитриевна. — Разве только, что я рюкзак столкнула умышленно. Можете ему сказать. Или как хотите…
Алексей Палыч мысленно пробежал по темам их с Лжедмитриевной беседы и осознал, что особенно нового он и в самом деле не узнал.
— Какой тогда смысл в этом разговоре? — спросил он. — Действительно, получается нелогично. И по вашей и по моей логике ночью полезней всего спать. Тем более когда в животе пусто.
— Смысла нет, если вы не поняли меня по-человечески.
— По-человечески? — удивился Алексей Палыч. — Да я со всеми разговариваю по-человечески, иначе просто не умею.
— Значит, виновата я, — сказала Лжедмитриевна. — Кажется, я уже поняла. Я не до конца откровенна. Нет откровенности — нет доверия.
— Логично, — согласился Алексей Палыч.
Лжедмитриевна повернулась и медленно пошла к стоянке. Отойдя на несколько шагов, она обернулась.
— Спокойной ночи.
— А? Да-да… спасибо… — произнес Алексей Палыч в некоторой растерянности.
Ветерок, дувший вдоль озера, развевал его пятидесятипроцентную шевелюру. Под шевелюрой плавали ненужные в теперешнем положении мысли, в которых черный цвет Лжедмитриевниной души постепенно бледнел.
НА ГОРЕ СТОЯТ ДОМА
Утро наступило безрадостное, с какой стороны ни взгляни.
Ветер, дувший всю ночь, все-таки нагнал дождя. Это был не из тех летних ливней, что, взорвавшись и пошумев, почти целиком остаются в кронах деревьев. Дождь лил не сильно, но настырно и без намека на окончание.
Вчера палатки были натянуты без особой старательности — в складках скапливалась вода и местами просачивалась вовнутрь.
Ребята в палатках, подобно женщине в ящике, прокалываемом шпагами, извивались, чтобы на них не капало.
Но вылезать все же не хотелось: снаружи их ничего хорошего не ждало.
— Подъем!
Лжедмитриевна, энергичная и деловая, обходила палатки. Тех, кто не хотел вылезать, она вытаскивала за ноги наполовину. Вторая половина выползала сама, ибо по частям мокнуть хуже, чем полностью.
Алексей Палыч и Борис тоже вылезли из своих чехлов-коконов.
Вечером было ясно, и никто не догадался спрятать рюкзаки в палатки. Теперь все отсырело. Штормовки насытились висящей в воздухе моросью. Они были пропитаны водоотталкивающим составом, но отталкивал он, очевидно, только нормальный дождь, а не сырость. Надевать их было противно.
«Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу» — так говорит восточная пословица. Мудрость ее относительна, как и все категорические утверждения. Обеда, например, вчера вообще не было, ужин утонул в озере, а завтрак мог быть приготовлен лишь по методу диверсантов.
— Быстро собираемся и пошли, — сказала Лжедмитриевна.
— А порубать? — осведомился Шурик. — Мне лично всю ночь снилось, что есть хочется. Проснулся — и правда хочется.
— Ты же знаешь, что у нас осталось.
— Вот давайте и зарубаем.
Я думаю, это надо приберечь на крайний случай, — сказала Лжедмитриевна.
А я думаю, что сейчас как раз крайний, — возразил Шурик. — Хуже все равно не будет.
Надо хоть что-нибудь горячее… — сказал Алексей Палыч. — Хотя бы кипятку.
— Со сгущенкой, — уточнил Шурик.
— Хорошо, — согласилась Лжедмитриевна. — Все собираются, Алексей Палыч и Боря готовят чай.
Борис мог сходить за водой и один, но Алексей Палыч пошел вместе с ним. Он считал, что не имеет права ничего скрывать от своего соучастника. Борис выслушал сообщение о ночном разговоре. Возможно, в передаче Алексея Палыча кое-что потускнело, или Борис уже навсегда решил, что от Лжедмитриевны ничего хорошего ждать нельзя… Борис, как уже сказано, был человеком практическим.
— А что изменилось? — спросил он. — Стало еще хуже. Как шли, так и пойдем. Только голодные…
— Мне кажется, что изменилась она сама.
— А может, она врет.
— Зачем тогда ей было признаваться?
— Чтобы не идти назад. Может, у нее такое задание: посмотреть, как люди с голоду погибают.
— Это было бы слишком бесчеловечно, — возразил Алексей Палыч.
— Так она же не человек.
— Не знаю… — сказал Алексей Палыч… — Понимаешь, у меня ощущение… Доказать я тебе не могу.
— А давайте так: вы идете вперед, а я потихоньку смоюсь и переплыву. Доберусь до станции, наговорю там что-нибудь. Ну, скажу, что все погибают… Придумаю чего-нибудь по дороге. Вертолет пошлют — это уж точно.
— Но она же сказала, что возвращаться опасно. Особенно для нас.
— Врет наверное.
— А если не врет? Ты уже немного привык к этим… инопланетным делам… Не забывай, что их присылают к нам в одно мгновение… Я, как физик, этого не понимаю. Мало ли какие еще могут быть фокусы… Может быть, возвращаясь, ты попадешь в какое-нибудь непроходимое поле. Но даже без фокусов: твое отсутствие заметят. Если она прикажет искать, ребята будут искать. А сейчас нельзя терять ни одного часа.