А-бомба

Иойрыш А. И.

К концу поездки Гейзенберг встретился с Энрико Ферми, недавно эмигрировавшим из Италии в Соединенные Штаты Америки.

Ферми увлеченно рассказывал Гейзенбергу о своей жизни в Штатах. Он сказал, что освобождение от фашистского кошмара позволило ему вновь почувствовать себя свободным человеком, а потеря положения ведущего физика Италии и связанных с этим некоторых преимуществ с лихвой окупается возможностью спокойно заниматься любимой работой. «Теперь я опять молодой физик, — сказал Ферми с улыбкой, — и это ни с чем не сравнимо». Со свойственной ему прямотой Ферми спросил Гейзенберга, не хочет ли и он переселиться

в Америку. Гейзенберг не спешил с ответом, и Ферми продолжил свою мысль: «Ведь Вы не сможете предотвратить войну и должны будете совершать дела, за которые придется когда-то нести ответственность. Если бы Вы, оставаясь в Германии, могли хоть чем-то содействовать миру, я понял бы Вашу позицию. Но в имеющихся условиях такая возможность совершенно ничтожна».

Гейзенберг отвечал, тщательно взвешивая слова.

— Возможно, мне следовало эмигрировать во время моего первого посещения Америки 10 лет назад, — сказал он. — Но я не решился сделать этого тогда, потому что вокруг меня сплотился определенный круг молодых людей, желающих заниматься новыми проблемами науки, и я совершил бы измену, бросив их на произвол судьбы. Есть и другой довод против моей эмиграции. Каждый из нас родился в определенной среде и пространстве со своим мышлением и языком. И лучше всего он развивается именно в ней. Конечно, каждый волен выбирать свой путь. Но, может быть, правильнее оставаться в своей стране и по возможности предотвращать катастрофу?

— Вы считаете, что Гитлер выиграет войну? — спросил Ферми.

— Ни в коем случае, — ответил Гейзенберг. — Современная война ведется с помощью техники, а технический потенциал Германии несравнимо слабее, чем у ее потенциальных противников. Поэтому я иногда надеюсь, что Гитлер, понимая это, не осмелится даже начать войну. Но это, пожалуй, больше желаемое, потому что Гитлер реагирует на все иррационально и просто не хочет видеть действительность.

Ферми слушал, и было непонятно, согласен он или нет с доводами Гейзенберга.

— Есть и другая проблема, — сказал он тихо, — которую вы должны тщательно обдумать. Вы знаете, что процесс расщепления атомного ядра, открытый Отто Ганом, приводит к цепной реакции. Поэтому необходимо считаться с возможностью применения энергии атомных ядер в военных целях, в атомной бомбе например. Решение такой задачи, конечно, форсировалось бы в военное время обеими сторонами, и физики-атомники были бы вынуждены работать над решением этой проблемы по прямому распоряжению своих правительств. Как вы смотрите на такую перспективу?

— Это, безусловно, страшная опасность, — ответил Гейзенберг. — Я очень хорошо вижу, что именно так может получиться. И вы совершенно правы, говоря о делах, за которые когда-то придется отвечать. Но у меня есть надежда, что война кончится раньше, нежели ядерная энергия будет использована в оружии. Конечно, я не знаю, что будет, но мне кажется, что решение задачи использования ядерной энергии займет ряд лет, а война кончится быстрее.

— И вы все-таки хотите возвратиться в Германию? — спросил еще раз Ферми. Гейзенберг молча кивнул головой.

— Жаль, но, может быть, мы увидимся после войны… — закончил Ферми.

Расставание было тяжелым. У каждого осталось ощущение чего-то недосказанного, неясного. Перед отъездом в Нью-Йорк Гейзенберг посетил своего старого друга Пеграма, который, как и Ферми, настойчиво

советовал Гейзенбергу переехать в Америку и не мог понять его мотивы против эмиграции.

С тяжелым чувством уезжал Гейзенберг из Америки. Позже он записал в воспоминаниях:

«Корабль «Европа», на котором я в первые дни августа возвращался в Германию, был почти пуст, и эта пустота свидетельствовала о правильности аргументов Ферми и Пеграма».

После возвращения в Германию Гейзенберг целиком отдался оборудованию купленной им весной 1939 г. загородной виллы в горах, в Урфельде, на озере Вальхепзее. Дом стоял на склоне горы, метрах в ста от того места, на котором он, Вольфганг Паули и Отто Лапорт, будучи еще молодыми людьми, дискутировали по поводу квантовой теорий. Дом ранее принадлежал художнику Ловису Горинту и был куплен Гейзенбергом, чтобы жена и дети могли там укрыться в случае, если города будут разрушены в предстоящей войне. Из-за хозяйственных хлопот встречи с Вайцзеккером носили эпизодический характер, и Гейзенберг лишь в общих чертах мог представить себе ситуацию с подготовкой Уранового проекта.

1 сентября Гейзенберг, как обычно, вышел на почту за корреспонденцией и узнал от хозяина местного отеля, что началась война с Польшей. А несколько позже он получил повестку, согласно которой ему надлежало явиться в Управление армейского вооружения в Берлине.

Для рассмотрения вопроса о способах решения атомной проблемы Управление армейского вооружения в сентябре 1939 г. собрало ученых, осведомленных в этой области. На совещании присутствовали доктор Дибнер, профессор П. Хартек, Г. Гейгер, который изобрел счетчик радиоактивного излучения, 3. Флюгге, профессор И. Маттаух и ряд видных немецких физиков — Э. Багге, В. Боте и Г. Гофман. Позже были приглашены В. Гейзенберг — лауреат Нобелевской премии за работы в области квантовой механики, человек, в характере которого соседствовали научный гений и близорукое тщеславие, глубокая человечность и неприятное высокомерие, и молодой К. фон Вайцзеккер. О существе задачи сообщил один из руководителей управления, председатель совещания Баше. Он сказал, что с учетом полученных из-за рубежа сведений необходимо наметить план производства оружия нового вида.

Участники совещания согласились с необходимостью решения поставленной перед ними задачи. Флюгге кратко изложил содержание своей статьи в «Натурвиссеншафтен», где давался анализ состояния изучения возможности получения ядерной энергии. Хартек заявил, что он полностью убежден в технической возможности получения атомной энергии. Боте предложил подготовить рабочие программы. Общую точку зрения выразил профессор Гейгер. Он сказал: «Господа! Если существует хотя бы незначительный шанс решения поставленной задачи, мы должны использовать его при всех обстоятельствах».

Было принято решение засекретить все работы, имеющие прямое или косвенное отношение к урановой проблеме.

Осуществление программы было возложено на Физический институт Общества кайзера Вильгельма, Институт физической химии Гамбургского университета. Физический институт Высшей технической школы (Берлин), Физический институт Института медицинских исследований (Гейдельберг), Физико-химический институт Лейпцигского университета и на другие научные учреждения. Вскоре число институтов, занятых основными исследованиями, достигло 22.